«Владислав Юрьевич?»
«Да, да».
«Добрый день. Вас беспокоит ответственный секретарь журнала Петухов. Мы прочитали ваш очерк, думаем ставить его в номер. Вы давно пишете на морально-нравственные темы?»
«Да как вам сказать… – Голос Петрова, хотя он и сдерживал внутреннее волнение, слегка подрагивал. – Пожалуй, это мой первый серьезный опыт в этом роде…»
«Вы разве не профессиональный журналист?»
«Я учусь в университете, на факультете журналистики. Четвертый курс…»
«Ну что ж, Владислав Юрьевич, от души поздравляю вас! Надеюсь, на этом наше сотрудничество не закончится…»
Разве это был не один из самых счастливых дней в его жизни?! Впервые у него взяли очерк не в газету (что газета, тьфу!), а в журнал, в знаменитый столичный журнал, расходящийся миллионным тиражом по всей стране.
Или мог ли Петров забыть, как в одно прекрасное утро – лет через пять после первого звонка – тот же голос проворковал ему дружески:
«Слушай, старик, а мы выдвигаем тебя на премию года…»
«Шутишь, Семеныч?!» – А ведь опять Петров еле сдерживал волнение, хотя, казалось бы, за последние годы стал тертым калачом в журналистике.
«Короче, старик, с тебя столик в «Арагви». И принеси к четвергу фотографию. Дело решенное, редколлегия поздравляет тебя!»
Или как забыть Петрову голубой конверт, который однажды он достал из почтового ящика и вздрагивающими пальцами распечатал его прямо там, внизу, на лестничной площадке?! На фирменном бланке с печатями сухо (сухо, но сколько в этом было поэзии!) сообщалось, что московская секция Союза журналистов СССР поздравляет тов. Петрова В.Ю. с принятием его в члены Союза журналистов и желает ему дальнейших творческих успехов.
Мог ли Петров после этого не боготворить телефон и почтовый ящик?!
В тот день среди газет и журналов Петров обнаружил в ящике извещение о денежном переводе. Сердце его радостно екнуло: 500 рублей! Он стал лихорадочно вспоминать: где и за что могли начислить такой гонорар? В нескольких журналах лежали статьи, в одном издательстве взяли опубликованный уже очерк для коллективного сборника, что еще? Во всяком случае, в ближайшее время он не рассчитывал на такой большой гонорар. Петров повертел перед глазами извещение – не сразу и поймешь, откуда оно, пока не пойдешь на почту и не заполнишь оставшуюся часть бланка. Петров улыбнулся: откуда бы ни были, деньги есть деньги. Тем более приятно, что деньги неожиданные и такие большие…
Не заходя домой, Петров тут же отправился на почту.
Роста Петров удался не просто высокого, а очень высокого – сто восемьдесят девять сантиметров. Худой, с широкими плечами, в потертых джинсах, в спортивной майке-ковбойке, в ботинках-кроссовках, он больше походил на баскетболиста, развязного и вальяжного – если судить еще и по походке, чем на журналиста. И очки он никогда не носил. Даже блокнотов не заводил, ничего туда не записывал, во всяком случае – на виду у героев, о которых собирал материал. Он просто как бы ненароком, мимоходом интересовался их жизнью, порой даже спорил с ними, вызывал на откровенность, человек терял бдительность, начинал выговариваться, выдавать сокровенное и наболевшее. Очерки у Петрова получались задушевные, теплые, с проникновением в человеческую психологию. Обычно герои, читающие позже о себе, несколько терялись (он же столько сокровенного о них рассказывает!), а потом ничего, смирялись: вроде они действительно такие, во всяком случае – похожие, и наврано мало. Любили очерки Петрова и читатели – об этом говорили письма, которых немало приходило в редакцию после его публикаций.
Любили Петрова и женщины.
Вот он зашел на почту, и его, такого высокого, спортивного, сразу выделило несколько пар женских глаз. Женщины тем более обращали внимание на Петрова, что он как бы не видел их, не замечал. Но это, конечно, был внешний прием. Он тоже любил женщин, но, любя их, одновременно и презирал. Он презирал их за шаблонность мыслей и представлений, хотя шаблонностью этой пользовался. Каких мужчин любят женщины? Девяносто девять из ста – тут Петров мог дать голову на отсечение – любят: 1) денежных; 2) высоких; 3) мужественных; 4) знаменитых; 5) спортивно сложенных. Пяти пальцев на руке хватает, чтобы найти ключ к якобы загадочному женскому сердцу. Именно поэтому, любя женщин, любя брать от них все, что заложено в женщинах природой, Петров одновременно презирал их. Презирал – пожалуй, сильно сказано: он делал вид, даже для самого себя, что презирает их, – просто он посмеивался над ними. Не воспринимал всерьез. Что плохо лежало на дороге – брал; что не давалось в руки – проходил мимо. Плевать. Добра этого вокруг и рядом сколько угодно, стоит только внимательней посмотреть