Трудился он слесарем на щебеночном заводе, в ремонтном цехе нестандартизированного оборудования. В шесть пятнадцать подъем, завтрак и – на работу. Через восемь часов домой. И так каждый день. Однообразно все, скучно.
В четыре тридцать он собрал весь свой инструмент: монтировку, штангель, зубило, молоток, – и без пяти минут пять уже был в бытовке. «За пять минут много не заработаешь. Подумаешь, пять минут. Нет у тебя, Дмитрий Сапунов, чувства хозяина производства. И неоткуда ему взяться, –иронизировал, отшучивался Дмитрий. – Не дорос еще до хозяина, иначе не сбегал бы с работы». В бытовках было тесно – кругом шкафы. Воздух тяжелый, спертый. Повесив в ящик спецовку, раздевшись, Дмитрий в резиновых тапочках поспешил в душевую. Задержись он еще минут на пять на работе, и все моечные кабины оказались бы заняты, пришлось бы ждать. Мылись по очереди.
«Что же все-таки представляет собой чувство хозяина производства? – хотел бы Дмитрий разобраться. – Я не болею душой за производство. Мне как-то все равно, что делается на заводе, выполняется ли план. Я спокойно могу пройти мимо брошенной кем-то гайки, болта. И – не поднять. А ведь кто-то точил этот болт, старался. Все станки, средства производства принадлежат народу, в том числе – мне. Общественная собственность на средства производства. Тогда почему я так расточителен, словно все кругом чужое? Из чего оно складывается, чувство хозяина производства? Я, может, хочу лучше работать, но у меня нет такой возможности. Я не могу организовать работу как мне удобно. Какой из меня после этого хозяин производства? В цехе низкая организация труда. Часто бывает так, что заработаешь рубль, а потеряешь – два. При сдельной оплате труда – каждая минута на счету. Хозяин из меня, конечно, никудышный. Расточительный. Ладно, – давал себе Дмитрий понять, что о работе хватит. – Сколько можно? Смена закончилась. Чего еще?!» В приподнятом настроении Дмитрий вышел из душевой. Белов, слесарь с дробилки, переодевшись в чистое, закрывал шкаф, гремя на всю бытовку замком. Скоро должен подойти автобус, надо торопиться.
Валентин Петрович, начальник цеха, сидел у себя в кабинете, закрывшись на ключ, чтобы никто не мешал. «Ну как так можно работать? – Не понимал Валентин Петрович. – Никакой ответственности. Иной раз подсказываешь, хочешь как лучше, а он все равно делает по-своему. Хуже, но по-своему! Откуда у людей такое безразличие к резу? Раньше как-то больше было ответственности. Если старший скажет, его не смели ослушаться. Слесаря контролировали сварщиков. Сварщики требовали от слесарей, чтобы не было больших зазоров между сопрягаемыми деталями. Сейчас такого нет. Сварщики без стеснения закладывают в зазоры пруток и заливают его металлом. Какое может быть после этого качество? Пакостят сами себе. Права свои все хорошо знают, а об обязанностях – забывают. Люди все грамотные, со средним образованием, если бы каждый переживал за свое дело, болел душою за коллектив, тогда бы и жилось нам всем лучше, и государство богаче было. А то для себя сделают качественно, а для производства – лишь бы с рук сошло!»
Вот уж шестой год Валентин Петрович руководил. Начинал с рабочего. В тридцать девять лет, являясь отцом троих детей, пошел учиться: окончил вечернюю школу, потом – техникум. Три года проработал мастером, и был рекомендован на должность начальника цеха. Валентин Петрович с удовольствием всегда вспоминал, как работал слесарем. Дружным был коллектив, не то что сейчас, и пьяниц было меньше. Последнее время много уволили хороших работников с предприятия за пьянку.
Валентин Петрович вынужден был ходатайствовать перед администрацией завода об увольнении Суркова Геннадия Афанасьевича за систематическое нарушение трудовой дисциплины, распитие спиртных напитков в рабочее время. Два года Сурков обещал в рот спиртного не брать; два года все нянчились с ним, верили ему на слово.
«Ну прямо как дети, – сокрушался Валентин Петрович. – Как можно обещать бросить пить и не сдержать слово? И чего людям не живется, не работается спокойно? Будем хорошо работать и жить будем лучше. Все же от нас самих зависит».
Валентин Петрович тяжело поднялся со стула, несколько раз прошелся от стола к двери, разминая больные ноги, подхватил ревматизм. Высокий, крепкого телосложения, Валентин Петрович выглядел моложе своих лет: больше пятидесяти ему никто не давал.
«Сознание у людей низкое. Нет ответственности, хозяйской жилки», –Валентин Петрович решительно шагнул к двери.
Ремонтный цех нестандартизированного оборудования разделялся на две части. Большую занимали станочники-токаря, фрезеровщики, расточники; другую, поменьше – слесаря, сварщики, кузнецы.
Пройдя длинный коридор, Валентин Петрович вышел к токарям. Вторая смена, с пяти приступила к работе. Ночной смены не было. Неделю с утра работала одна смена, неделю – другая, менялись. Виктор Садовский выполнял срочный заказ, точил втулки на транспортер на дробилку. Работал легко, чувствовалось, знал ремесло.
«А где же Ельцов? – Пробежался Валентин Петрович взглядом по токарному отделению. – Наверно, у себя в конторке сидит с нарядами. Сами себе делают работу. Нет, чтобы каждый день писать наряды,