Городской пейзаж, смешанная техника. Ирина Калитина

в занавес из иллюзорной материи, перед Валерией возникла фигура, нереальный призрак юности. И, какими бы ни были её воспоминания, сегодняшний человек походил на карикатуру или шарж, люди пожимали плечами и отворачивались.

      Женщина думала, что он пройдёт мимо, как случалось не раз, и красные, слезящиеся глаза, обращённые ко всем, вообще, и не к кому, в частности, не сумеют собраться на одном лице. Ошиблась, что-то позволило ему сосредоточиться.

      Легко, будто общались вчера, произнёс:

      – Здравствуй, какое сегодня число?

      – Здравствуй Толя, шестое, – и добавила, на всякий случай, – мая.

      Возможно, кого-то удивлял диссонанс между благополучно выглядевшей женщиной и персонажем «дна», но Валерию это не волновало.

      – Папа умер, – сморщилось лицо существа, слёзы потекли, расплываясь на шелушащихся пятнах.

      – Прими мои соболезнования.

      – Ему было девяносто семь.

      – Ты поздний ребёнок… Как себя чувствуешь?

      Валерия имела в виду не утрату.

      Толя неправильно понял вопрос.

      – Ещё спрашиваешь, такая потеря, мамочки давно нет, – внутри у него забулькало, – вышел на улицу, корюшку продают. Запах из детства, чёткая картинка: сижу в кухне за столом, смотрю на сковороду, в которой жарятся рыбки, на фартуке мамы вышиты клубнички грязного цвета и безвкусные жёлто-зелёные листики. Знаешь, я чувствителен к свету.

      – Знаю.

      Помолчали оба.

      – Папа завещал вторую половину квартиры сыну.

      – Разве у тебя есть сын?

      – Ну, да, – неуверенный ответ.

      – Сколько ему лет?

      Не смог вспомнить, как и имя той, что стоит перед ним. Всё, вроде бы, в ней правильно, но оттенок бус выпадает из тона костюма. Раздражился.

      – Ну, какая тебе разница, сколько лет? Уже взрослый, в институте учится, велел сдать в наём вторую комнату, чтобы были деньги.

      – Отец пенсию получал большую?

      – Угу, ветеран войны. Как теперь жить, а? – задал вопрос, и обмяк, понадеялся, что эта, твёрдо стоящая на земле, дама, имя которой запамятовал, пригреет его, как больного пса, и возьмёт на себя решение всех проблем.

      Что-то внутри неё откликнулось на призыв.

      – Сын не помогает?

      – Какая помощь от студента? Узбек хочет снять комнату, у него жена и двое детей.

      – Четыре человека – многовато для небольшой квартиры. Знакомая женщина из Молдовы ищет жильё…

      – Нет, не могу подвести узбека.

      – Он твой друг?

      – Познакомились минут десять назад, моет лестницу в нашем подъезде. Боюсь просто так пустить в дом. Помоги.

      Она не стала спорить.

      – Дам тебе номер телефона агента по недвижимости, живёт неподалёку, возможно, за небольшую сумму составит договор найма. Только, пусть платит узбек. Мобильник есть? Записывай.

      Он полез в карман зимней куртки из потрескавшейся кожи, накинутой на плечи поверх футболки непонятного цвета. Тёплая одежда персонажа в жаркий день удивляла прохожих, но не так сильно, как вельветовые штаны с незакрытой прорезью спереди, они держались на худом теле при помощи бельевой верёвки, продетой в петли и завязанной бантом. Концы верёвки были распущены на множество ниток. Вся эта «красота» болталась в области «причинного» места. Видимо, хозяину казалось, что так прореха не заметна.

      Извлёк на свет наследство отца – дешёвый мобильник для больных пенсионеров с тревожной кнопкой и крупными цифрами на клавиатуре. Впал в ступор, похоже, умел только набирать номер или принимать вызовы.