Проект исключает возможность затопления судна. Для этого утверждения есть все основания. Двойное дно, водонепроницаемые переборки, наличие шестнадцати отсеков обеспечат длительное пребывание на поверхности воды в случае получения пробоины. Но этого не произойдет, ведь кораблем управляет опытный капитан».
Я прочитала статью в газете и сосредоточилась на фотографии. На ней красовался четырех-трубный монстр, ошеломляя своей внушительной грациозностью. Он отвезет меня в Америку к новой жизни, которой я не желала.
Свернув газету, я положила её на небольшой деревянный столик. Прошлась по комнате, ставшей на несколько недель моим домом. Назвать ее скромной трудно, она аскетична. Железная кровать, небольшой деревянный грубо сколоченный комод, и под стать ему платяной шкаф. Но я рада и этому приюту. На гроши, что остались от поездки из России в Великобританию, невозможно было найти что-то лучше. От сбережений почти ничего не осталось, а мне предстоял долгий путь. Потому несколько недель пришлось жить скромно.
Я остановилась у окна. Предрассветная темнота казалась пугающей.
Приоткрыв створки, впустила в помещение холодный апрельский воздух. Он обволок меня и проник под платье. Обхватив себя руками, я смотрела в чёрную бездну неба на которой, точно мухи в паутине, сиротливо и обречённо висели немногочисленные звёзды. Давящая тишина спящего города, тянула душу, сея внутри нее страх.
Я мысленно успокаивала себя, стараясь разумно смотреть на вещи: ведь моя жизнь менялась под давлением обстоятельств. Вполне естественно, что обозримое будущее на чужбине пугало.
Чтобы отвлечься достала список вещей, упакованных в дорожную сумку, и пробежалась по нему взглядом. Одежда в саквояж была собрана накануне, но не оставляло чувство, будто что-то забыто.
Как бы я не пыталась себя отвлечь от хрупкого, неясного и такого пугающего будущего, я продолжала стремиться к нему. Потому так носилась со сборами в дорогу, пытаясь занять себя, чтобы не повернуть обратно. Несколько недель после прибытия в этот город, страшилась наступившей ночи. Ей уготовано стать рубежом между старой жизнью и новой. В городе на берегах реки Невы, Петербурге похоронила самое главное – веру. Петербург дал мне так много и отнял всё.
Я дочь обедневших дворян. Несколько лет была вынуждена работать гувернанткой в семье моей крестной. Графиню Софью Николаевну, у которой пришлось жить после окончания пансиона, устраивало моё знание языков: французского и английского. Когда мне исполнилось семь, погибли родители, и она взяла меня на попечение, определив в школу для девушек. По окончании обучения я попала в усадьбу к Софии Николаевне. Так и стала гувернанткой у ее младших сыновей.
Подопечными были двое мальчиков десяти и двенадцати лет. Маленькие графы оказались несносными и легкомысленными. Помню, как только увидела их, возникло острое желание покинуть дом. Но щедрое жалование и возможность проживать в отдельном флигеле в глубине сада, переубедили меня.
Уединенность временного обиталища и доброта графини компенсировали невыносимость ее отпрысков. Спустя некоторое время с ними мне тоже удалось договориться. Посещение занятий по языкам превратилось для мальчишек в приемлемое времяпрепровождение.
Юные дворяне грезили войной. Я быстро смекнула, что удастся склонить мальчиков к занятиям, если буду рассказывать о доблестях русской армии, переходя во время урока с одного языка на другой. К концу первого года, ученики прилично говорили на французском.
Софья Николаевна отметила перемены в образованности сыновей и увеличила мне жалование.
Через два года мой службы, в канун рождества, произошло событие, перевернувшее мою жизнь и неспешный быт семейства. Софья Николаевна ждала в гости старшего сына, который служил в Петербурге в драгунском полку. Она чрезвычайно гордилась им. Рассказывала о его благодеяниях и шалостях.
Слушая добрую Софью Николаевну, старалась нарисовать в воображении этого удалого господина. В моих размышлениях образ выглядел разорванным и необъемным. В беседах я не могла отделить любовь матери, соскучившейся по сыну от истины. Я ограничивалась только рассказами и письмами от Андрея, что вслух читала Софья Николаевна.
Рождество принесло с собой привычную кутерьму и весь дом, включая слуг, находились в ожидании торжества. Я помогала юным сорванцам наряжать елку, принесенную дворовым мужиком из леса. На занятиях подопечные смастерили игрушки, и мы вешали их на мохнатые ветки.
Неожиданно в комнату вбежала служанка и истошно закричала:
– Приехали! Барин! Приехали!
Графиня расторопно выбежала из спальни, служанка бросилась ей в ноги. Я стояла лицом к двери и увидела его первой.
Высокий, широкоплечий, подтянутый с чернявой шевелюрой и пронзительным взглядом карих глаз молодой мужчина. Он улыбнулся.
– О! Сынок! – кинулась к нему графиня и принялась обнимать долгожданного