Он водит пальцем ноги по узорам ковра на стене.
Прислушивается к звукам из форточки: гул, звон отдаленных трамваев, грохот мусорной машины, чья-то ругань.
Единственно, что хочется ему, это продлить уют, который он едва помнит из детства.
Его слегка поташнивает от вчерашнего вина и жирной еды. Он думает о Владе. И еще о том, что помимо шести коек в комнате, где они с Водкиным занимают две, кроме поисков жратвы и споров о джазе, оказывается, есть еще множество других вещей.
Например, комнаты, квартиры и даже дворцы, где живут волшебные женщины, подобные Маргарите Алексеевне.
Есть и другие места, может, даже лучше Америки.
Например, остров Бали, на который он наткнулся как-то в энциклопедии. Там не бывает снега и круглый год жарко. Там прыгают по веткам обезьяны и плоды сами падают сверху, подбирай, не ленись. Покушал, и можно играть джаз, сколько захочется.
Рита появляется в пестром платье узбекского шелка, еда и кофе на подносе.
Взгляд ее покорен: раба любви, и у них почти медовый месяц. Но мнительному, насквозь, до костей ревнивому Егорову кажется, что она снова играет какую-то роль, вроде учебной роли Эвридики.
Рубашка Никиты выстирана и поглажена, брюки отпарены; он одет, он уже на пороге, он готов покинуть этот нереальный мир.
– Рита, можно я приду вечером?
– Пожалуй, не стоит.
– А завтра?
– Завтра я занята.
– Чем?
– Почему ты не спросишь кем? – вдруг резко отзывается она.
– Но ведь мы же с тобой…
– Егоров, дружок, чем скорее ты выкинешь всё это из головы, тем лучше. Будь мужчиной. Ведь ты им уже стал…
Никита мрачнеет.
– …а настоящий мужчина не станет рассказывать, кому не попадя, что…
Мир перед его глазами теряет краски, а сам он будто слепнет.
Он машинально кивает. Ему нечего ответить.
Что бы он теперь ни изрек, бесполезно.
– Ты обиделся? – Никонова трясет его за плечо. – Ну, конечно, обиделся… И напрасно, Никита. В твоей жизни еще всё возможно.
«Земную жизнь пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу», – вспоминает Егоров. – А потом, конечно, всё возможно.
Никита запомнит каждое, сказанное ею на пороге слово. И интонацию, и даже тональность.
Он даже не раз потом во сне увидит, как она откидывает волосы, пахнущие шампунем, чмокает Егорова в лоб совсем по-матерински.
– Да, чуть не забыла, тебя же Владик ждет, и вам есть нечего.
В ее руке червонец и пятерка. Неслыханное богатство, им хватило бы не только до стипендии.
Пятнадцать рублей до единой копеечки!
Если не соблазняться на портвейн, не покупать носки, месяц прожить можно. Шикарный гонорар. Пятнадцать рубчиков за проведенную ночь.
Рука Егорова обретает чувствительность, тянется за деньгами: он обязан их взять. Рита улыбается, но уже совсем как чужая;