– Я просил о специалисте, а ты привела мне парижского щеголя.
– Курт, выслушай меня! – подалась вперед баронесса. – Он на самом деле профессионал своего дела. Он помог не одной семье по всей Европе и даже в Америке! Высшим титулам во Франции, Италии, Австрии, России! Вот опять твой недовольный взгляд…
– Ну да, – ухмыльнулся фюрст, – благородных дам-то он небось мастак впечатлять.
– Позвольте… – хотел было высказаться Симон, но на сей раз его остановила баронесса.
– Тихо, Симон, – процедила она, а затем с улыбкой обратилась к фюрсту: – Курт, с чего это ты сегодня недовольнее обычного?
– Не знаю, – протянул тот, но, немного помолчав, признался: – Француз.
Баронесса закатила глаза, а старый фюрст продолжил, обращаясь уже к Симону:
– Вас, французов, я насмотрелся, когда вместе с Вильгельмом въезжал с Париж. Ты тогда еще даже не родился. Такие вот щеголи Францию от поражения не спасли. Они сидели и нервно пили кофе, поглядывая на германских солдат.
– Я рад, что вы в Париже побывали, – с улыбкой ответил Симон. – Иногда и у немца возникает желание лицезреть прекрасное. Возможно, не обязательно было для этого начинать войну? Наш прекрасный город и так бы вас принял.
Фюрст рассмеялся.
– Типичный француз: думает, что на его ненаглядной Франции свет клином сошелся.
– Курт, когда в последний раз ты выезжал из Германии? – вмешалась баронесса. – И как ты еще не настроил против себя половину Европы! Взглянул бы на великолепную башню, что они построили…
– Что? Эту груду железа? Ха!
– Ладно, я к тебе, знаешь ли, заехала проездом. Мне пора ехать в Мюнхен, а оттуда на поезде в Вену. Месье Симон – вот он. Мне он уже помог, и тебе тоже поможет. Вкратце я пояснила ему суть твоей проблемы, и он преисполнился решительности.
– Еще бы он не преисполнился, за такие деньги! – усмехнулся фюрст.
– Курт! – рассмеялась баронесса.
– Хорошо, Ди, раз ты советуешь, воспользуюсь его услугами, – поцеловав подруге руку, мягко заключил тот. – Конечно, я не этого ожидал, но, как говорится, что есть, то есть. Дорогая, рад был тебя видеть. Как это ты так молодеешь с каждой нашей встречей?
Оба вышли, ласково переговариваясь и оставив Симона одного стоять у входа. Фюрст, как истинный джентльмен, проводил даму до автомобиля, окруженного многочисленной прислугой, и вернулся к застывшему Симону.
– Пойдем, – махнув рукой, сказал он.
– Мадам действительно поведала мне о вашей проблеме, – начал Симон, – но мне нужно больше подробностей, герр фюрст.
– Этот замок я построил для своей новорожденной внучки, – начал немец.
Они вошли в огромный каминный зал, и хозяин устроился в кресле, закурив трубку. Кресло было одно, так что Симону пришлось слушать стоя.
– Слуги тебе все покажут, – продолжил Курт, – а я через час уезжаю и вернусь завтра к вечеру. Если до этого времени ничего не будет сделано, денег тебе не видать.
– Все будет сделано к сроку, я гарантирую, – тут же заверил Симон, – даже и не переживайте.
– Переживай я по подобным мелочам, не пребывал бы в добром здравии, – усмехнувшись, произнес аристократ, выпустив изо рта густой клуб дыма, – но признаться, пожалуй, ничто меня так не трогало, как происходящее в этом замке.
– Мадам рассказала, что у вас умер конь, – кивнул Симон.
– У меня умер не только конь, – хмыкнул фюрст. – Я приезжал сюда дважды. В первый раз собирался на охоту. Мои владения тут весьма обширны, прилегающие леса, реки, озера изобилуют живностью, и охота получилась бы знатная, на новом-то, нетронутом месте! Но вот беда, передохли все псы, которых я с собой взял. В конюшню завезли лошадей, но и их постигла та же судьба. Всего одна ночь, одна ночь!
Повысив голос, Курт поднялся с кресла и размеренно зашагал по залу.
– Что же произошло потом? Во второй ваш приезд.
– Я человек суеверный, месье Симон, – признался дворянин. – Когда за одну ночь гибнут все мои звери, в голову приходят не самые добрые мысли. Что могло убить их? Они были совершенно здоровы. Мой конь, Марс, был подарком самого Кайзера. Боже, да за ним следили лучше, чем за мной, он был молод и полон сил! А теперь его нет… всего одну ночь он провел здесь, и вот его уже нет. Мало того что я потерял великолепного жеребца, мне еще и жутко стыдно. Это был дар нашего великого императора, честь, которой не каждый достоин, а я потерял его, так и не получив потомства!
В гневе фюрст кинул трубку на стол и уселся обратно в кресло. Табак рассыпался, оставив небольшую дорожку, часть которой пролегла по роскошному ковру, расстеленному в центре зала.
– Проклятье! – выругался Курт и добавил несколько резких фраз на немецком. В зал тут же вбежали несколько слуг и убрали за своим господином. Симон почтительно отступил в сторону и стоял молча в ожидании, когда его новый наниматель обратится