И пояснил для меня:
– Этим вообще по барабану, что курить. Они у тебя и чай скупят. Обалденная нация.
Эдгар оскорбился.
– Не хочешь как хочешь. Потом пожалеете, отвечаю.
И ушел, задевая кием стулья.
– Его Вардан на работу не взял, поэтому он считает своим долгом повыпендриваться, – сказал Макс, когда Эдгар отошел достаточно далеко, – Фишка в том, что Вардан все делает сам: и растит, и фасует, и продает. А Эдгар такой предложил, чтоб типа у клубов стоять, по колледжам, ну по мелочи барыжить. И себе сколько-то там снимать. А Вардан его послал, так что Эдгар нашел каких-то испанцев и теперь с ними тусуется.
– Клиентуру переманивает?
– Ну, это он так думает. Ты вообще пробовала его дерьмо?
Я покачала головой.
– Попробуй как-нибудь. С одного раза не умрешь. Хотя голова потом дико раскалывается.
В тот вечер Макс был в плохом настроении. Совесть не позволяла ему расстаться с девушкой, которая ему надоела.
– Ну кто ж знал, что я у нее первый, – сокрушался он, – Вообще о таких вещах предупреждать надо. А то теперь, видите ли, я со всех сторон говнюк. Через сколько будет прилично ее бросить?
– Через пару недель, наверное. Где-то так.
– Зашибись.
– Объясни мне, какая по сути разница, обидится она или нет, если ты все равно с ней расстаешься?
Я знала эту девушку, неумную и некрасивую, с длинными волнистыми волосами цвета соломы, широкими бедрами и рябым лицом. Она хотела, чтобы ее считали «интеллигенткой», не пила, не курила и с ошибками цитировала Блейка и Маяковского. Она была олицетворением безвкусицы и безвкусности, от нее разило спальным районом уездного города, убожеством и ложным чувством собственного превосходства. И все-таки мне было ее жаль. Я видела, с какой преданностью она смотрела на Макса. Мне самой он не казался привлекательным. Меня отвращала его безответственность, его эгоизм, его перепады настроения. Он мог намеренно и нагло обидеть, тут же об этом забыв, он никем и ничем, кроме себя не интересовался и никого больше не любил. Но он мог быть очаровательным и веселым, мог с такой же легкостью говорить теплые и искренние комплименты. Он пожимал половине Оксфорда руки, второй половине не пожимал по какой-нибудь хитрой причине, уходящей корнями в прошлогоднюю интригу. Он хорошо дрался и делал это более чем охотно. Он стильно одевался, коротко и страстно увлекался всем на свете и умел развеселить кого угодно. В него влюблялись. И эта девушка, конечно, в него тоже влюбилась. «Боже мой,» думала она, «почему он обратил на меня внимание? Популярный, острый на язык красавчик, а со мной он такой нежный, такой добрый, такой домашний. Он, наверное, и правда ценит меня.»
Мне стало тошно. «Он твою заботу ценит, дура», мысленно ответила я противной блондинке. «Ему мамочка нужна.»
– Бросить ее завтра, что ли?
– Брось, – злобно сказала я, – Отправь СМС-ку.
– А можно? – спросил Макс с надеждой.
– Можно.
Мы