Очарованная первым снегопадом тайга притаилась, чутко прислушиваясь к тишине.
В ожидании хорошей погоды в охотничьем бараке, я привёл в порядок свои дневниковые записи, сделал предварительную оценку запаса древесины на пробных площадях, выборочно проведённых по Санганге. Оставалось направить сюда лесников и сделать отводы лесосек для работы «на запасе». Но это будет сразу, как только будет сделана переправа на левый берег Катэна.
Измученный многодневным вынужденным ожиданием хорошей погоды и одиночеством, я бодро шагал по замёршему руслу ключа Санганга к Катэну, любуясь красотой зимнего утра, заснеженной тайгой, накрытыми снегом, как невесты фатой, стройными елями и пихтами.
От устья ключа Санганга мне предстояло пройти ещё около двенадцати километров по левому берегу Катэна до устья Левого Катэна – большого и многоводного ключа, берущего своё начало где-то в отрогах водораздельного хребта между Катэном и Бикином.
Здесь, на выходе Левого Катэна, работала дорожно-строительная бригада, возводившая переправу на левый берег Катэна, которая позволила бы с первых чисел декабря приступить к лесоразработкам отведённых лесных массивов по Левому Катэну и Тормасу.
Я рассчитывал выйти на устье Левого Катэна не позже четырёх часов дня, чтобы вместе с рабочими-дорожниками уехать домой.
Чтобы сократить путь, километра на четыре и выиграть время, я решил «срезать» угол, перевалив через небольшой хребтик по левому берегу Санганги. Спустившись с хребта, я вошёл в пойму, как и рассчитывал, к широкому и мелкому заливу, образованному слиянием трёх узких и длинных проток.
Левый берег Катэна представляет собой речную террасу, шириной от нескольких сот метров до полутора-двух километров до подножья сопок с густым и, преимущественно, елово-пихтовым древостоем с примесью лиственных пород.
На лесных прогалинах мирно уживались кусты смородины маньчжурской и осинки, черёмуха и рябинник рябинолистый, чозения и тополь Максимовича. На сырых местах, по-крытых толстым слоем мха – отстающий в росте и усыхающий, поражённый вредителями подрост хвойных пород, из-редка попадались раскидистые кусты кедрового стланика.
В летнее время можно было без устали любоваться многообразием и удивительным сочетанием древесных и кустарниковых пород, но сейчас всё было присыпано снегом и определить попадающие мне на пути деревья и кустарники можно было только по цвету коры и её структуре, по сохранившимся ещё кое-где сухим и побуревшим листьям и соцветиям.
Берега реки предохраняли от размыва многообразие ив: козья (Бредина), даурская и цельнолистая, по песчанным и га-лечным косам – ива Шверина, известная в народе больше как корзиночная, местами встречались сизые побеги чозении.
Я вышел к брегу Катэна. Река в это время сильно мелеет и сейчас, с наступление морозов, вдоль обоих берегов образовались забереги – узкие полоски льда. У самого берега забереги промёрзли до самого дна, а уже дальше от берега, где было сильное течение, они нависали над водой тоненькими полосками льда.
Чтобы не петлять, как зайцу, между стволами растущих на берегу деревьев и кустарников, и не путаться ногами в густом переплетении сухой травы, прижатой снегом почти к самой земле, я спустился на кромку берега и пошёл по заберегу.
Идти стало значительно легче и, чтобы сократить путь, я срезал повороты реки, направляясь по льду, промёрзшему, до самого дна реки, Лёгкий и пушистый снег, ещё не успев слежаться, тихо шуршал при каждом моём шаге.
Я шёл, любуясь окружающей меня тайгой.
«Срезав» очередной поворот реки, я вдруг неожиданно для себя, увидел стоявшего в воде изюбра. Изюбр был впереди меня по ходу движения метрах в ста и достаточно хорошо просматривался сквозь ветки прибрежных тальников.
Изюбр никуда не уходил, а продолжал топтаться на одном месте и, повернув голову, что-то внимательно рассматривал на берегу.
Я остановился, не выдавая себя и пытаясь узнать причину столь необычного поведения изюбра.
Шестикратный «Таир-3» моего «Зенита» позволил мне определить, что это – молодая самка. Но почему она стояла почти по колени в воде и что заставляло её топтаться на одном месте, никуда не убегая?
Прижавшись плечом к стволу дерева и прижав к себе «Зенит», я через телеобъектив стал медленно осматривать берег, пытаясь разглядеть в тальниках того, кто загнал и удерживал её в воде.
Но густые прибрежные тальники и их ветки, склонившиеся под тяжестью налипшего на них снега почти до самой земли, мешали мне хорошо рассмотреть берег.
Пользуясь тем, что всё внимание самки было направлено на берег, я поднялся не берег и крадучись, стараясь ни чем не выдать себя, стал приближаться к стоявшей в воде самке.
Я уже приблизился достаточно близко и, присев на корточки и спрятавшись за ствол ивы, стал внимательно, насколько мне позволяла растительность, осматривать берег.
Я заметил, что самка вдруг забеспокоилась и отошла ещё дальше от берега. Сильное течение воды норовило