Руководствуясь очень условным планом, я каждое утро на протяжении трёх с половиной лет писал по несколько строчек этой экспериментальной книги. Получилась она не очень большой, но другой стать, как видно, и не могла. С самого начала я поставил перед собой цель хладнокровно сжимать время действия, превращая годы в дни, а дни в секунды. Поэтому, может показаться, что я сильно спешил расправиться с тем, о чём сейчас говорю с такой серьёзностью. Нет, я намеренно отдалял финал каждого эпизода, позволяя тексту закончиться самому – без моего волевого участия. И всё же, надо быть очень самонадеянным и при этом ироничным автором, чтобы написать о столь близких тебе людях так пафосно и так кратко.
Читать мои эпизоды можно в любой последовательности. Все они – элементы огромной цепи тайных и явных событий, которой я связан с вами, а вы со мной. Некоторым они покажутся чересчур сказочными, а другие найдут в них полезную философию и призыв к действию. Тем и другим я равно сочувствую, так как знаю истинную суть того, что написал. Если кто-то случайно её откроет, то будет поражён тем, насколько она очевидна и, вместе с тем, надёжно укрыта от нашего внимания пеной дней.
Я бы мог назвать свою книгу смесью эротических новелл Боккаччо с духовными излияниями Блаженного Августина. В этом нет никакого парадокса, ведь я писал её вожделеющим телом, ведомым падкой на откровения душой. Не судите меня за то, что в книге слишком много театра и литературы. Я и сам теперь не рад, что проговорился о своих пристрастиях так образно и многословно. Впредь буду осмотрительней. А вам желаю по возможности насладиться чтением, узнать новое и остаться в хорошем расположении духа.
Арфистка, или конспект одной жизни
«Есть два вида одиночества. Для одного
одиночество – это бегство больного, для
другого – бегство от больных»
Фридрих Ницше
1.
Дом был стар и холоден, был населён неразговорчивыми и неулыбчивыми людьми. Она переехала под его черепичный кров, расставшись с мужем и всем своим прежним укладом жизни. До этих пор она старалась не носить одежды чёрного цвета. Самые разные люди видели её всегда в чём-нибудь разноцветном и жизнерадостном. Музыканты часто рядятся в чёрное и белое, словно желают подчеркнуть глубинный драматизм своего ремесла. Она же всем хотела дать понять о просветляющей лёгкости той музыки, которой жила и которой старалась оживить других. И так, Цинтия родилась арфисткой в самом конце XX столетия, которое и само, без всякого сомнения, родилось из духа музыки.
На сегодняшний день у неё было намечено два коротких выступления. Давний друг попросил её появиться на открытии картинной галереи, а после она должна была ехать в детский дом и за символическую плату играть для его обездоленных жителей. Как и все последние месяцы, её настроение скорее опускалось вниз, чем поднималось вверх. Это состояние было для неё уже столь привычно, что она бы сильно удивилась, проснувшись утром в каком-то ином состоянии. «Возможно, мне скоро… нет, уже теперь надо записаться к психологу. Я чувствую это по звучанию арфы. Нельзя самой превращаться в натянутую струну. И всегда-то у меня надо или нельзя. Интересно, к чему это может меня привести? И какое сегодня число? Теперь время летит так быстро, что забываешь даже самое недавнее. Вот что я делала на прошлой неделе? Хоть бы эти новые чулки не порвались… Продавец сказала не переживать. Но как можно не переживать в мире, где всё так быстро забывается и портится! Так что же я делала на прошлой неделе… О, а квартиру я закрыла?! Боже… Нет, я всегда закрываю. Могу забыть нижний замок, но верхний закрываю всегда, всегда, всегда… Да, на прошлой неделе я дважды была в гостях и трижды выступала. А ведь когда-то я выступала почти каждый день. Неужели сегодня будет дождь?» – так она размышляла на пути от подъезда до автомобиля, припаркованного возле старого, но теперь усыпанного молодой весенней зеленью, каштана. На заднем сиденье автомобиля лежала в чехле кельтская арфа.
Скоро перед глазами Цинтии понеслись прохожие, магазины, бульвары. Она в деталях постигла характер родного города и всё же последнее время чувствовала, что становится ему чужой. Но это волновало её не столь сильно, чтобы она могла задуматься глубже и начать искать причины в чём-то конкретном, развившемся изнутри или, быть может, привнесённом внешней жизнью. Да и прежде она никогда не спускалась в преисподнюю своей души, ибо чутьё подсказывало ей, что спуск окажется бесконечным, а на подъём может просто не хватить сил.
2.
С малых лет Цинтия, мать которой была изнеженной гречанкой, а отец статным венгром, воспаряла над землёй в непрестанных мечтах. Люди искусства должны мечтать намного больше, чем все остальные люди, так как в