Маскариль – слуга Валера.
Маринетта – служанка Люсили.
Фрозина – наперсница Асканя.
Метафраст – педант.
Ла Рапьер – бретер.
Действие первое
Эраст, Гро-Рене.
Эраст
Скажу ли я тебе, что тайною тоской
Давно уже смущен моей души покой?
Что б ты ни говорил, любовь моя, признаться,
Боится всячески обманутой остаться:
Чтоб верности твоей соперник не купил
Иль чтобы вместе нас обман не ослепил.
Гро-Рене
Поставьте же любовь почтенную в известность,
Что даром лишь моя задета ею честность
И что к тому ж она – плохой знаток людей.
Подозревать, что я – предатель и злодей!
С моею внешностью, благодаренье Богу,
Не суждено вселять сомненье иль тревогу.
О нас, о толстяках, давно идет молва,
Что неспособны мы на козни плутовства
И что не знаемся ни с хитростью, ни с злобой;
Я это подтвердить могу своей особой.
А что обманут я – вот это может быть,
И это б вы скорей могли предположить.
Но все ж не вижу я, не понимаю даже,
Что́ повод вам подать могло к подобной блажи.
По мне, Люсиль любви не может скрыть от вас:
Готова видеть вас, встречаться всякий час;
Его ж, по моему такому рассужденью,
Валера, – терпит лишь она по принужденью.
Эраст
Как часто ложные надежды мы храним!
Кто принят лучше всех, тот не всегда любим,
И нежность женская, как складки покрывала,
Огонь другой любви нередко прикрывала.
И, наконец, Валер, – да, этим я смущен:
Чтоб быть отвергнутым, спокоен слишком он?
То, что на милости, которым простодушно
Ты веришь, он теперь взирает равнодушно,
Мне отравляет их; я погружаюсь в мрак,
Которого понять не можешь ты никак,
И трудно верить мне словам моей Люсили,
Хотя бы мне они о счастии гласили.
Пойми: тогда бы я судьбой доволен был,
Когда б соперник мой был мрачен и уныл;
Его отчаянье и нетерпенья страстность
Вернули бы душе утраченную ясность.
Но мыслимо ль, как он, чуть не скрывая смех,
Спокойно наблюдать соперника успех?
И коль не веришь мне, тогда тебя прошу я –
Подумай и скажи, не грежу ль я впустую.
Гро-Рене
Быть может, сердце он к другой уж обратил,
Поняв, что тщетен здесь его любовный пыл.
Эраст
Когда любовь души отвергнута бывает,
Она присутствия любимой избегает
И в равновесие немедля не придет,
Разбивши с легкостью оков тяжелый гнет.
Воспоминанию жестокому послушна,
Душа к былой любви не будет равнодушна,
И коль презрение не победит любовь,
То берегись: она способна вспыхнуть вновь.
К тому ж, как ни гаси огонь минувшей страсти,
А ревновать еще ей свойственно отчасти,
И больно видеть нам, как овладел другой
Нам не доставшимся всем сердцем дорогой.
Гро-Рене
По мне, так рассуждать поистине накладно.
Не философствую, – что вижу, то и ладно.
Терзаться? Проверять ревниво всякий шаг,
Чтоб попусту страдать? Да я себе не враг.
Что проку умствовать и мудрствовать лукаво?
Причин для горести искать не нужно, право.
Вот вы печалитесь теперь; из-за чего?
Дождемся праздника, чтоб праздновать его.
Считаю горе я пренеудобной штукой
И даром бы себя не стал терзать я мукой.
Подчас, наоборот, есть повод горевать,
Но я решил глаза на горе закрывать.
В любви нам суждено узнать одно и то же,
И с вашей участью в моей все будет схоже:
Уж если госпожа готовит вам обман,
Служанкой будет мне урок такой же дан.
Но места не хочу давать я подозреньям:
Мне