Но самым трудным было «держать лицо», и, несмотря на долгие годы практики, это давалось ей особенно тяжело. Решение было принято около недели назад. Не намерение, а именно решение. Единственная мысль, как заезженная пластинка, крутящаяся в голове непрерывно была «я больше не могу». Она что-то отвечала, когда он к ней обращался, что-то ела, когда ее звали обедать или ужинать, ее куда-то везли на машине, она смотрела в окно, за которым теперь все время шел дождь, и думала «не могу больше, я больше не могу, я не могу».
Однако способ ухода из жизни приходилось обдумывать серьезно. Ее практически ни на секунду не оставляли без присмотра. За каждым ее движением следило множество глаз: охрана, прислуга, камеры. Камеры везде, даже в ванных комнатах, даже в гардеробных, и по всей территории поместья.
Купить лекарство – абсурд, нужен рецепт, а это нереально. Обратиться к врачу без разрешения мужа? Нет. Наркотики тем более. Вскрыть вены? Разве что кухонным ножом, но увидят, откачают. Выброситься из окна? В доме всего два этажа, максимум ноги переломаешь. Доступа к огнестрельному оружию нет. Или перерезать себе горло кухонным ножом, но это может не получиться, вдруг рука дрогнет. Бесконечно бродя по огромному лесу вокруг дома, она пришла к выводу, что единственный вариант – повеситься. Все чаще она стала приходить на поляну с тем самым дубом, где так любила посидеть на бревне во время прогулок с Тузом. Да, место отличное. Камера захватывала только часть поляны. Если зайти со стороны леса, можно быстро закинуть веревку вон на тот сук, встать на поваленный ствол под ним и прыгнуть. Быстро, и ой как это его взбесит. Записку она напишет короткую: «Я ушла от тебя, мразь!»
Вернувшись домой, она внимательно осмотрела свой гардероб. Ничего подходящего. Ремни короткие, шарфы тонкие. Задалась вопросом, где, собственно, прислуга сушит белье, и выяснила, что в машинах. О том, чтобы купить веревку, понятно, не могло быть и речи. Тогда она и вспомнила о тросе в багажнике Ленд Крузера. Осталось его достать. Это реально. Это быстро. Подготовится, пройти через гараж, взять трос, сунуть в рюкзак, и сразу в лес – якобы гулять. Должно прокатить. С этой мыслью она и легла спать рядом с человеком, страшно мучившим ее последние шесть лет, и первый раз за три месяца быстро уснула, как провалилась…
2
С первым мужем Антоном, Тосей, любимым, самым родным человеком в мире, Яна Ленская познакомилась на летней практике после третьего курса Лестеха. Дело было под Серпуховым, в небольшом студенческом лагере. Янина группа изучала лесное хозяйство, а студенты МФТИ работали на Ускорителе. Жили в бывших деревенских домиках, выкупленных институтом под студенческую базу. Единственным признаком цивилизации поблизости был сельский магазин, торгующий преимущественно хлебом, сигаретами и галошами. Поэтому по вечерам гуляли у реки, танцевали в местном клубе, жгли костры. Скоро все перезнакомились. Среди физиков не было ни одной девчонки, да и не больно-то это их волновало. Даже вечером у костра они продолжали обсуждать какие-то, по мнению лестеховцев, немыслимые вещи на непонятном никому языке.
Но встретив его, Антона Крутова, Яна сразу поразилась, как могло получиться такое, что они до сих пор не встретились. Она узнала в нем свою половинку, в первые же минуты знакомства. Он сел рядом, болтали ни о чем, и смотрел он так тепло, словно они только что встретились после долгой разлуки. Потом бродили вдоль реки, пахло кувшинками и какими-то сладкими болотными травами. Бешено голосили лягушки. Почти сразу выяснилось, что Янина фамилия – Ленская – Антону хорошо знакома, потому что работы ее отца были Антоновскими настольными книгами. Более того, профессор Ленский был его кумиром, и это удивительное совпадение поразило обоих. Они вообще совпадали во всем – во взглядах на жизнь, вкусах, понятиях, словно выросли в одной семье, словно были вместе всю жизнь. Узнав его фамилию – Крутов, она сразу поняла, что именно о нем говорят все его однокурсники как о вундеркинде, редкой умнице, практически гении. Он учился на «Квантовой электронике», что для Яны было за пределами добра и зла, туда поступали либо дети профессоров, либо экстремально талантливые ребята. Так, по крайней мере, говорил ее отец.
Потом Яна не могла толком вспомнить ту ночь. Помнила только, что как следует разглядела Антона, только когда взошло солнце. Он был очень высоким, с длинными руками и ногами, чуть сутулый, с улыбчивым открытым лицом и мягким голосом, а в уголках глаз всегда играла улыбка. Яна, как правило бывшая на голову выше окружающих, впервые в жизни чувствовала себя рядом с ним дюймовочкой. Как-то само-собой получилось, что они взялись за руки, а костер остался далеко позади, и стихли голоса. И Яна уже не понимала, говорят ли они о чем-то или просто думают в унисон.
А когда взошло солнце, им обоим все стало ясно, и они, по-прежнему держась за руки, пошли назад в деревню. Комары перестали существовать, остался