И этим утром они снова шли на бой, конца которого он так и не увидел, потому что был сражен летящей навстречу стрелой. Он лишь догадывался, что это нынешние товарищи притащили его туда, где он был сейчас. Но это место мало походило на обычный госпиталь или лечебницу при каком-нибудь храме.
Вокруг было темно, и он не мог ничего разглядеть, кроме, разве что, висящей напротив занавески, за которой виднелся полыхающий в очаге огонь. В воздухе витал запах сушеных трав, дыма и сырости. Он лежал на жесткой кровати, укрытый шерстяными одеялами, на груди чувствовалась тугая повязка, но рана под ней уже не болела.
В голове почти прояснилось, когда занавеска перед ним приоткрылась, пропуская в комнату немного света вместе с тонкой фигуркой в темном платье. Над ним склонилась девушка. Удивительно зеленые глаза притягивали, как магниты, не давая отвести взгляд, грозя полностью растворить в своей загадочной глубине. Темно-русые волосы свободно спадали на плечи, ничем не скрепленные, они закрывали и оттеняли половину лица, делая кожу еще бледнее, чем она была на самом деле.
Девушка без слов протянула ему кружку с какой-то мутной и сильно пахнущей травами жидкостью. Завороженный ее удивительными глазами, он принял из ее рук и залпом выпил терпкий обжигающий напиток. И успел увидеть ласковую улыбку, прежде чем снова провалиться в сон.
Это происходило уже много раз, повторяясь так точно и неизменно, как повторяется смена дня и ночи. Он перестал считать дни, но чувствовал, как силы стремительно возвращаются, и спать ему уже совсем не хотелось. Когда в следующий раз девушка все так же молчаливо принесла ему напиток, он взял ее за руку и, глядя в зеленые глаза, спросил:
– Кто ты?
Девушка улыбнулась, на этот раз немного лукаво.
– Что именно ты хочешь знать?
– Все. – очарованный ее улыбкой, он поднял руку и откинул с ее лица прядь волос, не дающих лучше рассмотреть девушку.
И вдруг застыл, как будто пораженный молнией. Не в силах отвести глаз и чувствуя неприятный, липкий страх, сковывающий руки и ноги. Он не испытывал этого чувства уже очень и очень давно. Ни в битве, перед лицом смерти, ни при созерцании всех тех уродств и жестокости, какие ему довелось увидеть. Но сейчас храбрый воин отчетливо чувствовал выступающий на спине холодный пот. На лице девушки был жуткий шрам, пересекающий всю его левую половину от брови до подбородка. Его перечеркивали несколько поменьше, как будто все лицо было собрано из лоскутов и сшито грубыми нитками. Такая нежная улыбка искажалась и переходила в кривую усмешку. Только зеленые глаза блестели одинаково, излучая свет и жизнь, но тая где-то в глубине силу и опасность.
Когда, оправившись от ран, он покидал избушку ведьмы, ему никак не удавалось вспомнить ее саму, только блестящие ярко-зеленые глаза. И лишь глубокой ночью, когда, держа пустую бутылку в одной руке и обнимая снятую на ночь красотку другой, он погрузился в беспокойный сон, к нему явилось изуродованное шрамами лицо.
***
Торговая площадь города была полна людей. Крестьянин, продающий кур, седой старик в одежде священника, торгующий книгами, высокая и полная продавщица мяса в забрызганном кровью фартуке и еще два десятка торговцев, громко зазывающих покупателей и расхваливающих свой товар. Среди огромной толпы то и дело сновали карманники и девушки в откровенных нарядах. Голоса, крики, мычание и блеяние скотины, смех и брань слились в один многоголосый гул. Стоящий чуть в стороне человек в сером плаще был заметен уже тем, что старался казаться незаметным. Но при этом его лицо, имеющее как минимум два лишних подбородка, и выбивающийся из-под плаща ярко-красный воротник из дорогого бархата не имели ничего общего как со стоящими рядом нищими, так и со всеми составляющими толпу людьми. Его глубоко посаженные выцветшие глаза с нетерпением и плохо скрываемым отвращением оглядывали проходивших мимо. Он раздраженно притопывал и постоянно вертел головой, как делает обычно человек, привыкший, что его желания исполняются немедленно.
Пока он нервно оглядывался по сторонам, прямо перед ним возникла фигура в черном. Мужчина поспешно отпрянул, смотря на нее со смесью страха и брезгливости. Это оказалась седая сгорбленная старуха, чье лицо было сплошь покрыто морщинами,