Спустив ноги на пол, я с трудом, пошатываясь на ходу, поплелась в ванную. Меня сразу вырвало. Я ополоснула лицо холодной водой, прополоскала рот и посмотрела в зеркало. Видок у меня был ужасный: волосы всклокочены, под глазами – темные круги… Я с удивлением оглядела себя: одета полностью, в свое единственное «выходное» платье, мятое и потерявшее всю свою нарядность. А где же мои единственные «выходные» туфли? Раз платье «выходное», то и туфли должны быть «выходные»… Я поплелась назад, к дивану. Туфли валялись под кроватью дочери, далеко, у самой стенки, словно кто-то нарочно их туда забросил. Наклониться и достать их сил не было. Я побрела на кухню, как была, в перекрученных колготках. Тапочек, моих любимых домашних тапочек, тоже нигде не было!
На кухне горел свет. На столе стояло приготовленное для подачи жаркое из курицы, в блюде из «парадного сервиза», торт с подсохшей верхушкой «Наполеон» (сама пекла!), коробка конфет.
Еще ничего не понимая, я жадно попила воды и побрела в большую комнату, которую мы называли «гостиной». Обеденный стол был раздвинут, покрыт единственной моей «праздничной» скатертью – белой, льняной, накрахмаленной, предметом моей тайной гордости, и сервирован на четверых. От хрустальных фужеров, подаренных когда-то отцу на юбилей, по столу пробегали солнечные зайчики.
На тарелках – остатки еды, полупустая бутылка с шампанским и коньяком (армянский, пять звездочек!), нетронутая бутылка «Столичной» …
От тарелок и салатниц по комнате расползался противный кислый запах. Все испортилось! Я бросилась к окну, открыла его настежь и глотнула свежего воздуха. Под окном, на солнышке, во дворе весело чирикали воробьи, от нежного ветерка шелестели ветки деревьев, гуляли мамаши с детьми…
«Где Танька?» Сердце моментально сжалось от нестерпимой тревоги за дочь. Я схватила телефонную трубку и, с трудом вспомнив номер, набрала телефон родителей. Мама ответила бодрым и веселым голосом:
– Ну и как там у вас дела? – лукаво спросила она и замолчала, ожидая подробностей.
– Где Танька? – я с трудом шевелила пересохшими губами.
– В садике. Где же ей еще быть? – удивилась мама.
– А который сейчас час? – спросила я, все еще туго соображая.
– Уже скоро два часа… – в голосе мамы зазвучало беспокойство. – Похоже, вы вчера увлеклись… Мне зайти?
– Нет, нет! – испуганно ответила я. – Я тебе потом все расскажу! Забери, пожалуйста, Таньку из садика сама. Я приду к вам за ней вечером.
– Хорошо, – медленно ответила мама. Она была явно удивлена и обеспокоена, но старалась этого не показать.
Положив трубку, я медленно села в кресло, стоявшее рядом с телефоном, и тупо уставилась на сервированный стол. «Что здесь было? Что здесь произошло?!» В голове, наконец, появились обрывки каких-то мыслей. Я снова поплелась на кухню, насыпала в турку изрядную порцию молотого кофе («Арабика»!), когда – то с трудом добытого, налила воды, поставила на плиту и довела до кипения. Кофе получился что надо! Густой, с пенкой! Прихлебывая обжигающий кофе, посмотрела на часы, висевшие над кухонным столом – два часа тридцать минут. Почти конец рабочего дня! Работа… Почему я не на работе?! Какой сегодня день? Раз Танька в садике, значит день рабочий…
Я пыталась построить логическую цепочку, но мысли продолжали путаться. Постепенно, после большой кружки кофе, способность мыслить частично восстановилась. «Раз я мыслю, значит, я существую!» – криво улыбнулась я себе самой. Я все еще переживала зеленый кошмар…
«Надо позвонить на работу!» – наконец догадалась я и побрела к телефону. Номер доцента я вспомнила сразу! Он быстро снял трубку.
– Михаил Юрьевич! Здравствуйте. Это Надежда Александровна. Я заболела, – виновато прошелестела я в трубку. – Извините, что не позвонила раньше, была высокая температура, можно я задним числом оформлю день «без содержания»? Внезапно я вспомнила, какое сегодня число. Это был мой последний день ординатуры. В трубке сгущалось непонятное для меня молчание. Наконец доцент, цедя слова, медленно ответил:
– Я ничего не понял! Куда вы опять исчезли? Мы вас ждали… некоторое время…
В голове у меня вспыхнула и разлетелась на радужные осколки шаровая молния. Я все вспомнила и…похолодела!
– Извините… Так получилось… – лепетала я, покрываясь холодным потом.
– Странно. Очень странно! – раздраженно отозвался доцент. Голос был сухим, металлическим. – Вы всегда исчезаете в самый последний момент… Не понимаю! Это такая тактика?!
– Я заболела… – снова попыталась я оправдаться. Теперь уже горячие капли стекали у меня между лопаток…
– Ладно, болейте! – голос доцента несколько смягчился. – Я скажу на кафедре, что сегодня вас не будет. Но завтра вы должны быть обязательно! Последнее кафедральное совещание. Мы должны дать вам характеристику и выдать документы об