– Боже, чего он там не знает? – с искаженным лицом повернулась ко мне моя однокурсница и еле сдержала слезу. – О чем он говорит? Я ничего не понимаю! Что я пишу уже два часа? Может я дура? Почему он учит нас тому, что он чего-то не знает? И еще гордится этим!
– Простите, вы что-то не поняли? – заметив, что мы болтаем, прервался преподаватель философии. – Нет? Тогда записывайте. Все, что вы мыслите, не может быть мыслью, ибо мысль – вещь в себе и абстрактна, пока вы её не заключите в мысленную форму! Поэтому, если вы плохо мыслите, лучше не мыслите, а просто думайте.
Эти слова педагога оказались последней каплей на весах отчаяния студентки 4-го курса факультета журналистики одного из петербургских вузов. Философские умозаключения без остатка растворились в тумане сознания учащейся, которая с детства привыкла понимать все, что ей говорили её деревенские учителя. И в её голове никак не укладывалось то, что все её мысли не могут быть мыслями, но при этом она должна без этих мыслей умудряться думать и даже знать, что ничего не может знать, потому что учитель сам ничего не знает и этим гордится. Она опустила голову на парту, побагровела и расплакалась. Так началась очередная сессия заочного отделения, на которую в очередной раз съехались студенты со всех уголков обширного русского государства.
Публика на факультете была самая разношерстная. Об этом можно было судить хотя бы по нашей маленькой компании, которая успела сдружиться за предыдущие курсы. В неё входил вечно бедный аппаратчик по насасыванию диафрагм металлопрокатного завода из Поволжья сорокалетний Александр. Аниматор ритуальных услуг из поселка Сланцы, Ленинградской области, Никита. Юная девушка Роза из Ижевска. Финн Максим Ихолайнен из Эстонии. Серега Пальцев из деревни Заноги, Псковской области. И я – петербургский интеллигент Селиверстов Петр Германович.
Первые дни учебы, как всегда, протекали в обмене новостями, накопившимися за полгода разлуки. А также в вычислении одногруппников, которых мы к этому семестру потеряли. В просторной аудитории перед первым занятием снова образовались островки студентов по интересам. Терабайты информации на огромной скорости летали по помещению, дабы успеть вылететь из одних голов и освоиться в других до прихода преподавателя. В духе кочевой студенческой жизни некоторые студенты под партами прятали тюки с вещами, так как на занятия прибыли прямо с поезда. Один из них – наш Серега Пальцев. Важный парень, который всегда носил пиджак и галстук. При этом галстук всегда был, как будто пожеван заножской коровой, а костюм был усыпан катышками, измят и затаскан до блестящих пятен. Иногда под пиджак он надевал спортивные штаны, которые плавно переходили в остроносые черные туфли на каблуках. Часто из них пузырились почти белые шерстяные носки. Эта комбинация его гардероба смотрелась прямо-таки кричаще. Смелее его в дизайне одежды был только Ихолайнен. Долговязый, нескладный, худой блондин с голубыми глазами. Из-за нестандартных своих габаритов вся одежда была на нем короткая. Рукава пиджаков и рубашек сантиметров пять не дотягивали до запястий. А длина брюк позволяла прочитать «Adidas» на верхних краях его носков. Брюки и туфли он предпочитал носить черные, поэтому белые спортивные носки между ними смотрелись в этой композиции тоже очень смело, бросались в глаза. За это мы называли его иногда Майкл Джексон.
Ну, а в общем, модельный ряд костюмов, платьев, брюк и шляпочек в группе всегда соответствовал специфическим особенностям моды тех деревень и городов, откуда прибыли студенты.
Наша компания постепенно собиралась у моей парты.
– Оооо! Салют, Латвия! – приветствовали Заноги Прибалтику.
– Латтвия немного заппаднее, я из Эстонии, – без обид, с явным эстонским акцентом ответил Макс.
Почему-то всегда, когда речь была обращена к Ихолайнену, каждый студент считал своим долгом упомянуть его прибалтийские корни и обязательно вспомнить какой-нибудь анекдот про тамошних жителей.
– Слушай, Макс, а это правда, что девиз эстонской скорой помощи: «Время лечит!»? Ха-ха-ха, – разгоготался Серега, прикрывая желтые зубы пожеванным галстуком.
– Нет, не правда, – спокойно ответил эстонец, – думаю, это выдумки. Максим никогда ни на что не обижался. Он был очень умным и все шутки про Эстонию считал неизбежными спутниками своей жизни.
– Не, ну правда, Макс, – полушепотом, как шпион, продолжил Серега Пальцев, – а вы сами хоть знаете, что вы, ну это, что вас все считают тормознуттттыми? – пародируя прибалтийский акцент, поинтересовался Серега. Максим основательно подумал и ответил. – Нет, не знаем!
– Ну, хватит, – вмешался неожиданно появившийся Никита, – ты лучше скажи, Серега, ты Пальцев ног или рук?
– Да ну тебя, – обижено протянул для приветствия руку Серега, – как поживаешь?
Они пожали друг другу руки. Потом Никита протянул руку мне.
– Здорово, Петруччо! Как поживает питерская интеллигенция? Говорят, ваш город настолько культурный, что даже голуби над памятниками терпят.
Все