В целом жизнь, однако, хороша.
И не страшно, когда черный хлеб,
Страшно, когда черная душа.
***
Можно соблазнить мужчину, у которого есть жена, можно соблазнить мужчину, у которого есть любовница, но нельзя соблазнить мужчину, у которого есть любимая женщина.
***
Кто урод, кто красавец – не ведает страсть,
В ад согласен безумец влюбленный попасть.
Безразлично влюбленным, во что одеваться,
Что на землю стелить, что под голову класть.
***
Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
***
Сорванный цветок должен быть подарен, начатое стихотворение – дописано, а любимая женщина – счастлива, иначе и не стоило браться за то, что тебе не по силам.
***
Красивым быть – не значит им родиться,
Ведь красоте мы можем научиться.
Когда красив душою Человек, –
Какая внешность может с ней сравниться?
***
Чем ниже человек душой, тем выше задирает нос.
Он носом тянется туда, куда душою не дорос.
***
Мы источник веселья – и скорби рудник.
Мы вместилище скверны – и чистый родник.
Человек, словно в зеркале мир – многолик.
Он ничтожен – и он же безмерно велик!
Омар Хайям.
Часть первая
Глава 1
Чабанская семья, нашедшая в один из уходящих теплых февральских дней новорожденного бедолагу, укутанного в чистое детское одеяло, выкопавшая его буквально из-под земли, который лежал и орал на всю округу под высокими синими горами, нарекла Гариб– обездоленный. Сначала его хотели назвать Гуругли, сыном могилы, воскресшим из кладбищенской ямы, как это делали в старину. Даже в народе все еще бытует одноименная народная легенда о нем. Ноблагочестивый милостивый сельский мулла, прочитавший Азан – молитву по случаю имя наречения, из добрых побуждений посоветовал аксакалу Низаму не связывать имя малыша с местом вечного покоя людей, а назвать хотя бы Гариб, так как его иначе нельзя было назвать… Пусть люди будут в отношении к нему более снисходительными, милосердными, жалостными, чем к остальным…
У старика Низама со старушкой Мехрибан никогда не было своих домочадцев. Если бы не эти коровы горожан, которых они пасли в зимнее время на джайлоо за гроши, вряд ли бы нашли такого прекрасного мальчика с темными глазами, которого им ниспослал на старости лет сам Господь.
Крик малыша, ревмя ревущего несколько дней подряд в окружении гор, первым подхватило эхо, которое передавало изнурительный детский плач на дальнее расстояние, словно шушукаясь с кем-то, как это делают между собой люди. Вскоре здесь оказались коровы, пасущиеся недалеко от отдаленного малонаселенного кишлака.
Прорезалась первая зеленая трава из-под снега. Вокруг цвели красивые подснежники. Корова, заметившая торчащее личико малыша через проталины, улеглась рядом и подставила ему свое вымя, чтобы как-то успокоить подкидыша. А он, несчастный, охотно чмокал: с великим удовольствием сосал коровье вымя, приняв его за теплую материнскую грудь, и на время успокаивался.
Еще бы несколько дней, возможно, волки и лисицы, которые охотились в этих краях в зимнее время, растерзали бы малютку на куски. Слава Богу, его вовремя обнаружили… Мехрибан апа была ошеломлена, увидев такое чудо на окраине села под горами, и расплакалась от горькой жалости.
–Как так возможно? Звери!!! Разве можно человеческого дитя закопать живьем в землю. Господи, до чего дожили?! Неужели настал Час суда, неужели наступил долгожданный Конец света?! Безбожные. Горе мое, о, горе мое!!! – причитала старушка, держа в своих исхудалых морщинистых руках крошечного, сильно замерзшего малыша, чудом оставшегося в живых…
В это время не только из старухиных взоров, но и коровьих глаз текли слезы. Как будто вместе с ними плакали и величавые горы, похожие на старожилов-аксакалов, что стояли в тюбетейках и белых колпаках. Вместе с ними плакал и Низам ата…
Очевидно, Богу не была угодна гибель сорокадневного малыша. Поэтому лучи зимнего Солнца согревали его, как могли. И земля по мере возможности старалась быть для бедного дитя пухом…
– Даже волчица со своими волчатами так безжалостно не поступит, – бормотал старик Низамвполголоса. А тут мать – человеческая, чуть ли не стала убийцей собственной кровиночки. Да пропади ты пропадом, лукавая!– шептал старик.
***
Мать Гариба была эмигранткой из соседнего государства. Вначале устроилась