Данная книга носит название «Кровью, сердцем и умом…». Так определял Сергей Есенин три вида любви. Конечно, эта книга о любви к женщине: жене, возлюбленной, подруге по перу, знакомой, женщине с Именем, сестре, матери… Но одновременно, как бы парадоксально это ни звучало, эта книга и о ненависти. Великому Поэту России пришлось заплатить собственной КРОВЬЮ за своё честное и беззащитное СЕРДЦЕ, за свой глубокий, прозорливый и сомневающийся УМ. К сожалению, сыграли свою роль в драматическом сценарии судьбы одного из лучших сынов России и женщины…
Компилятивный характер повествования органически связан с авторским анализом и синтезом излагаемого материала.
Можно утверждать, что тема «Сергей Есенин: Поэт и женщины» раскрыта панорамно. Информационная канва произведения расширена благодаря обилию иллюстративного материала, который помог автору создать более яркие психологические портреты Поэта и окружавших его современниц и современников.
«Сергей Есенин может считаться одним из лидеров по неразгаданным тайнам биографии», – утверждает известный современный журналист. Данная книга является тому подтверждением.
Глава I
«Роща золотая…»
Четвёртого декабря 2008 года я засыпала перед телевизором, медленно выплывая из калейдоскопического мелькания картинок на экране в призрачный мир волшебных материй, называемых сновидениями. На секунду разомкнув глаза, уловила экранное изображение: над золотым шитьём одежд светилось лицо патриарха Алексия II. Знакомый мягкий голос, чистые слова молитвы. Начало рождественского поста…
Но почему на земле около собора в Москве не снег, а ярко-зелёная трава? Ах, да: снег в Марокко. Вчера на том же экране появлялась оксюморонная картинка: ветки цитрусовых деревьев с ярко-оранжевыми апельсинами покрыты белым-белым-белым снегом, они прогнулись под тяжестью снежной облепихи… Абсолютным фактом было то, что в начале декабря 2008 года в Марокко выпал снег, а в России, как весной, зацвели маргаритки…
И снова метаморфоза, на этот раз призрачная: на дворе уже не зима и не весна, а золотая осень… Мы идём с патриархом по широкой тропе. Светло от берёз. Они высокие, жемчужноствольные. Именно «жемчужно», поскольку от их коры исходит еле уловимое свечение. По воздуху неслышно проплывают золотые монетки сбрасываемой берёзами листвы. Говорит Тот, Кто идёт рядом. Речь его размеренная, благозвучная, умиротворяющая. Говорит Он о чём-то простом, но в то же время очень важном. И вдруг отчётливо прозвучали хрестоматийные слова:
– Истина в том, что у тебя болит голова…
Эта фраза ничуть не удивила меня (персонажи моих снов часто произносят цитаты).
– Да, сегодня причина моей головной боли —…
– Не суть важно. Он тебе поможет.
– Кто?
– Тот, кто воспел эту берёзовую рощу…
– Тот, кто воспел «озёрную тоску», – почему-то добавила я.
Запели тёсаные дроги,
Бегут равнины и кусты.
Опять часовни на дороге
И поминальные кресты.
Опять я тёплой грустью болен
От овсяного ветерка.
И на извёстку колоколен
Невольно крестится рука.
О Русь – малиновое поле
И синь, упавшая в реку, —
Люблю до радости и боли
Твою озёрную тоску…
Что-то блеснуло в руках Преподобного. Это луч осеннего солнца преломился в отполированной глади серебряного посоха. Собеседник остановился и концом палки стал что-то чертить на песчаной дорожке. Это были не слова, а знаки – почти гумилёвская картинка. Очень хотелось взглянуть на следы посоха на песке, но какая-то деликатная сила не позволяла это сделать…
А для низкой жизни были цифры,
Как домашний подъярёмный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передаёт.
Патриарх седой себе под руку,
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число…
(Николай Гумилёв)
В этот момент берёзы вспыхнули неоновым огнём. Стало неимоверно светло. Собеседник поднял глаза к высокому небу, и будто под воздействием его взора сапфировая высь полукружьем высветилась до бледно-голубой, почти белой. Дунуло ветром.
– Мне пора, – сказал владыка.
Я не поняла куда: в это ли просветлённое полукружье на небе, в тот ли торжественный собор, в котором недавно я видела Его через призму телеэкрана…
Оглянулась – никого нет. Не было и ветра. Тем более странным показалось завихрение на тропинке, подхватившее и закружившее по спирали несколько золотых берёзовых листочков с того места, где только что стоял Он…
Я проснулась.
Было