Поминки по третьей русской революции. Николай Николаевич Глумов

се мельчайшие детали этого долгожданного сна источали столь нестерпимый революционный аромат, что было просто невозможно ни на единое мгновение усомниться в истинном их правдоподобии.

      И действительно в пленительном этом сне присутствовали самые заветные образы из прежних самых невероятных его мечтаний. И тяжёлые красные знамёна в мускулистых руках лучших представителей рабочего класса, и бодро распевающие пахмутовские песни работницы, шествующие по проспекту классической своей поступью, и угрожающе продвигающиеся по пустынной мостовой бэтээры с молчаливыми русскими солдатами на броне и даже один-единственный, завершающий прекрасный его сон грозно выпятивший супротив врагов мировой революции длиннющую свою пушку танк новейшей модификации, отдалённо напоминающий имперскому глазу Петрова привычную тридцатьчетвёрку.

      И сам он невидимый и неуязвимый в продранных своих подштанниках и в полинявшей своей футболке продирался сквозь тот день, сквозь тот сон, сквозь имперские тяжело колышащиеся знамёна, сквозь громадные букеты полевых цветов в руках радостно голосящих пролетарские песни работниц, с превеликим трудом уворачивался от невиданного размера бэтээровых колёс, взволнованно декламировал чудом всплывшие в памяти обрывки державных русских стихов вослед картинно удаляющемуся танку новейшей модификации.

      Но в какой-то строго определённый момент Петров отчётливо осознавал, что сон его заканчивается и что в последующее мгновение осиротевшее его сознание будет безжалостно выброшено в скорбные места привычного буржуйского его существования. На ту самую улицу, на тот самый последний этаж старенького дома-параллелепипеда, в ту самую квартиру, из окон которой открывается тот самый вид на унылую заводскую окраину, до самого горизонта уставленную пошлыми леговскими пятиэтажными кубиками.

      Так оно и получалось на самом деле. Проснувшись рядом с печально расползшимся по влажной простыне телом жены, Петров сначала с недоумением прислушивался к непрестанным вздохам, через равные промежутки времени с угрожающим свистом вырывающимся из приоткрытого её рта, но, как всегда, уже спустя пару минут, чудесным образом обретал казалось бы навек утраченные силы, и, подобно пролетарскому Иисусу Христу восставал в этом страшном мире с этими внезапно представшими пред ним реалиями, такими к примеру, как давно не крашеные двери и обшарпанная мебель имперских времён.