Таблицы неделимости. Александр Евгениевич Владыкин

раскланиваясь соседи. Я мог себе позволить чашечку кофе в небольшом кафе, что по улице Шолье в моём городе. Я не курил, но для гостей всегда держал пару гаванских сигар и бутылку прекрасного виски. Всё изменилось в течении одного дня, вернее трёх часов, по полудни. Я потерял всё: и дом, и семью, и себя. Я очутился в этом времени, в этом мире и в этом теле, со следами от кандалов и тяжким грузом преступлений, которые я не совершал. Я абсолютно не помнил, когда я подписал пожизненный контракт с этим армейским подразделением и как очутился в Конго на «свадьбе весёлого Роджера». Я не помнил, как меня зовут, сколько мне лет и какое у меня вероисповедание. Не знаю, был ли я, когда, образованным человеком? Или тень невежества всегда преследовала меня? Мне заново пришлось учиться читать эти вывески над магазинами и над баром, в котором мы сейчас с тобой сидим. Я даже не уверен была ли когда у меня та жизнь или я её себе придумал, как сказку, в которую хотелось бы верить. Но не родился же я с винтовкой в руке и со следами крови в моём полицейском досье, выкупленном армейскими рекрутерами. Я очнулся в окопе весь в долгах: долг перед отечеством, долг перед честью война; и достоинством – представлять Францию на этой, богом проклятом месте; долг перед богом, что позволил мне жить; и массой карточных долгов, записанных в кондуитах моих сослуживцев. У меня возникло впечатление, что я принял ледяной душ перед тем как задать себе вопрос: – Кто я? Где я? И зачем я? И лишь потом начать разбираться с миром, в который я попал. Я ненавижу смотреть в зеркало – видеть эту чужую небритую наглую рожу, я ненавижу сны, наполненные сценами ужаса и кошмарами агонизирующих жертв, я ненавижу людей, внесённых самим дьяволом в таблицу неделимости, раскиданную по всем временам, инквизицией святой церкви, я ненавижу своего зверя, приходящего в этот мир с параллельной вселенной.

      ***

      Колдун понюхал воздух. Сегодня ночью надо оставить чужие пещеры. Пахло кровью, человеческой кровью. Наше племя путало следы, но даже на чужой земле, нас преследовали тени наших врагов. Мы никак не могли оторваться от проклятья рода идти вслед за луной и убегающей водой времени. Колдун положил руку на плечо моего отца: – Сегодня ночью приведёшь сына. Нужно вызвать зверя. Отец вздрогнул, но не показал вида, он знал, что это значит и что зверь потребует за свою работу. Ночью отец разбудил меня, и я пошёл туда, откуда нет возврата. Колдун сидел в скрытом углу пещеры, перед ним были разбросаны камни и перья птиц, он достал из-за пазухи ровный кусок обожжённой глины с выбитыми на нём точками. Это была таблица неделимости. Колдун сказал, что выбил моё имя и позвал зверя. Ещё он сказал, что, если зверь позовёт, приди ему на помощь – это твой долг за вызов. Зверь спасёт племя, но не тебя. И он пропал, пропали все. Я помню большие медные печи, помню воинов, тренирующихся в быстрой перестройке тактических фигур, где фаланга переходила в свинью и наоборот, рассыпалась от приказов командира. Я помню чуму, она прошла мимо, я успел почувствовать её дыхание и заглянуть в её красивое бледное лицо. Перед моими глазами прошёл весь технический прогресс от чулочных ткацких машин англичан, до ракет и атомных станций. Я перестал бояться смерти, зная, что последует очередная реинкарнация и я возрожусь в другом теле. Я боялся только одного, что зверь позовёт меня и придёт время вернуть долг. И он позвал, это было страшно он выл от боли. Мне необходимо было поспешить в чужой мир, я никогда не видел, как выглядит зверь. Колдун предупредил меня, что моё тело тоже может поменяться, но в любом виде ты должен помочь своему двойнику. Чужой мир был почти такой, как наш, только немножко насыщенней. Я полз, радуясь красоте и элегантности моих движений, шкура отражала солнечные лучи и нагретое тело было послушно моим желаниям. Я забыл кем я был, я не знал кем я стал. Но я помнил про свой долг. В ближайшей луже я полюбовался собой. Я представлял себя гремучей змеёй, красавицей коброй или, на худой конец, гадюкой. Но то, что предстало передо мной, добавило разочарования в мой скудный мозг. Я был ужом. Самой безобидной тварью из хладнокровных. Как я смогу помочь зверю, если самое жалкое животное может отбросить меня ногой? Зов стал сильнее, я уже ощущал запах тела существа, зовущего меня с такой душевной болью, как будто молния прожгла его мозги и тело, не оставив шансов для жизни. Я пролез через кованный забор, вода. Возле бассейна стоял человек, держащий в одной руке ружьё, а во второй острый нож. В бассейне плавал молодой юноша, лет 16 с перерезанным горлом. На пороге к дому лежал садовник, не успевший применить ножницы против охотничьего карабина. У ног, лежали две девочки-близнецы с отрезанными головами, ещё живая, молодая женщина ползла по тропинке, за ней тянулись вывалившиеся после выстрела, кишки. Она сделала ещё несколько судорожных движений и застыла навечно, обхватив рукой корень декоративного куста. В глазах человека была блуждающая боль. Он просил помощи, не в силах сам справиться со своей проблемой. Это был мой зверь, позвавший зверя из параллельного мира. Я понял, как ему надо помочь…Наутро газеты разродились очередной сенсацией, в заголовках мелькало название виллы одного из членов законодательного собрания, задушенном возле бассейна ужом. И лорд, и уж были мертвы. Это была сенсация, для столь маленького городка. Про остальных пострадавших ничего не сообщалось, из этических соображений, их просто, никогда не было: не дома, не семьи, ни утреннего кофе. В отместку на