Нужно было бороться с врагами, как внешними, так и внутренними. Причем и те и другие смертельно опасны. Бывшие товарищи по партии стали неожиданно злейшими врагами. Правда, излишним гуманизмом большевики и их новые союзники не страдали. Под огнем пулеметов полегли люди Троцкого и Свердлова, мечтавшие разжечь «мировой пожар в крови».
В Риге, после того как с помощью пришельцев из будущего была разгромлена 8-я немецкая армия, заключили мир с кайзеровской Германией. В Киеве войска Красной гвардии разогнали Центральную раду. Разоружен Чехословацкий корпус, который уже не думает поднимать мятеж против власти Советов.
В Мурманске разгромили эскадру британских кораблей, которые решили «навести порядок» на Русском Севере. Большевики пришли к власти в стране всерьез и надолго. Работы было невпроворот. Но, как говорил глава Советского правительства Сталин, «нет таких крепостей на свете, которые не смогли бы взять большевики!»
Часть 1
Даурский фронт
22 января 1918 года. Петроград, Таврический дворец. Руководитель ИТАР Александр Васильевич Тамбовцев
Подготовка к всеобщим выборам в Советы шла полным ходом. И значительная часть этой огромной работы легла на плечи нашего Агентства. Поскольку телевидения здесь еще нет, пресса в информационных войнах играет роль тяжелой артиллерии РГК. В первую очередь нам требуется качественно преподнести электорату – тьфу, до чего я не люблю это слово – наших кандидатов и постараться посильнее лягнуть конкурентов. В поте лица вкалывают все – и Сталин, и Ленин, и другие вожди большевиков. Ирочка Андреева заработалась так, что Иосиф Виссарионович на меня косится – дескать, совсем заездил девку – креста на мне нет.
Но мы знали только одно – нам требуется победить, причем победить с огромным перевесом все остальные партии. Лишь тогда, опираясь на легитимное большинство во всех органах власти, мы сможем дожать своих оппонентов и, не оглядываясь больше ни на кого, проводить свою политику.
Кстати, как и в нашей истории, партия эсеров снова раскололась на правых и левых, и левые эсеры опять взяли курс на союз с большевиками. Сколько времени продлится у них эта бурная страсть – пока неизвестно. Дальнейший дрейф этой партии влево приведет ее на позиции, близкие к анархо-синдикализму. Ведь ее лидер, Мария Спиридонова – особа со сдвигом по фазе, экзальтированная и почти неуправляемая.
Но это все будет потом, а сейчас левые эсеры льют воду на нашу мельницу, отбирая симпатии у своих правых собратьев и анархистов.
Но парламентские дрязги и интриги – это так, это все больше для виду. Главная же работа нас ждет на местах. Причем в этой реальности в основном бороться приходится не с отрядами белогвардейцев, а с теми, кто называет себя большевиками и их союзниками, в действительности не имея ни к тем, ни к другим никакого отношения.
Дело в том, что наша власть сильна в больших городах, индустриальных центрах. А в глубинке же часто правят бал всякие прохвосты, которые записались в пламенные революционеры с единственной целью – под шумок вволю пограбить, покуражиться, поизгаляться над теми, кто раньше бы таких люмпенов и на порог дома не пустил.
Ну, даст бог, с этими «большевиками» мы управимся. На них у нас есть ведомство товарища Дзержинского, которому с бонапартами уездного розлива вполне по силам справиться. В основном нас беспокоили те дела, которые происходили за Уралом, в Сибири и на Дальнем Востоке.
Вот там работы непочатый край. Сибирь будет для нас крепким орешком. Крестьянство там испокон веков не знало крепостного права и помещичьего землевладения. На безземелье сибирские мужики тоже никогда не жаловались. Народу там мало, а землицы полно. Бери, сколько сможешь, если только у тебя хватит сил раскорчевать и распахать дремучую тайгу. Поэтому Декрет о земле, который всколыхнул европейскую крестьянскую Россию, за Уралом мужиками был почти не замечен. Рабочий класс там тоже малочисленный. В основном сибирский пролетариат состоял из тех, кто обслуживал тамошние железные дороги и речные пароходы на Оби, Енисее и Амуре.
К тому же издавна Сибирь была тем местом, куда царское правительство отправляло всякого рода возмутителей спокойствия, как политических, так и уголовных. Политические, правда, после того как в феврале семнадцатого им всем была объявлена амнистия, в основном подались туда, где их замела царская охранка. Лишь некоторые, успевшие жениться на местных и обрасти жильем и хозяйством, остались в Сибири. А вот уголовнички, или, как их еще называли, «птенцы Керенского», тоже угодившие под амнистию, домой не заспешили. Им в Сибири понравилось. Тем более что, нахватавшись у своих сокамерников – политических – трескучей революционной фразеологии, они быстро поняли, что к чему, и стали пробиваться во власть.
«За что боролись, за что кандалами звенели!» – орали они перед местными обывателями. А обыватели и не догадывались, что стоящий перед ними «страдалец за народную свободу» загремел в Сибирь-матушку не за борьбу с самодержавием, а за грабежи и разбои. А то и за душегубство.
С этими властями в Сибири, на словах – большевистскими, а на деле – бандитскими, нам