В России работы Ролана Барта традиционно читались как ответственные концептуальные высказывания, тогда как его поздние «литературные» произведения встречали сочувствие у приверженцев «постмодернизма», но одновременно и критику со стороны ученых-гуманитариев, видевших в них отступление от принципов рационального знания. Наследие Барта-теоретика в основном доступно в русских переводах, его идеи достаточно усвоены в русской интеллектуальной среде, поэтому в нашей стране уместно было организовать их коллективное обсуждение.
Попыткой такого обсуждения стала однодневная международная конференция «Что нам делать с Роланом Бартом?», которая состоялась в год 100-летнего юбилея Барта, 7 декабря 2015 года, на факультете свободных искусств и наук Санкт-Петербургского государственного университета.
Участникам были предложены четыре основных направления дискуссии, четыре аспекта теорий Барта, актуальность которых предстояло критически проверить:
– семиология культуры (теория языка, знака и социального дискурса, функции знака в современном обществе и в идеологической борьбе);
– теория литературы (статус литературного письма, структура литературного текста, их исторические трансформации);
– семиотика и эстетика других искусств (живописи, фотографии, музыки, театра, кино);
– культуростроительные «утопии» Барта, постулируемые им дискурсивные проекты («наука о литературе», интегральное «письмо» в понимании 1970-х годов, возможная новая форма романа и т. д.).
В конференции приняли участие исследователи из Франции, России, Бельгии, Швейцарии, Германии. Координаторами проекта были Сергей Зенкин (РГГУ, Москва) и Сергей Фокин (СПбГУ, СПбГЭУ).
В настоящем сборнике публикуются статьи, написанные участниками конференции на основе своих докладов. Тексты зарубежных авторов переведены на русский язык. Некоторые участники конференции не представили своих статей, что заставило изменить порядок остальных текстов по сравнению с порядком докладов.
Что нам делать без Ролана Барта?
Вопрос, заданный нам организаторами: «Что нам делать с Бартом?» – вызывает у меня двоякую реакцию. Он мне кажется одновременно в высшей степени уместным и в высшей степени проблематичным.
Начнем с уместности.
Уместным этот вопрос является не только потому, что несомненно легитимно задумываться о «потребительной стоимости» текста в том смысле, как его понимал Барт (помимо удовольствия, которое он доставляет читателям). Он уместен еще и прежде всего потому, что вопрос прочтения Барта предстает в нем в самом что ни на есть бартовском свете: это вопрос о настоящем времени, что, по моему мнению, было главным для самого Барта.
Этот вопрос о настоящем подразумевается в названии и четко выражается в обосновании мотивов конференции: «В какой степени идеи Барта остаются рабочими по отношению к сегодняшней культуре, что мы можем в настоящее время сделать, опираясь на его идеи?» Собственно, именно это главный момент в представлении Барта об интеллектуальной работе – и, в частности, о его собственной. Порой мы теряли его из виду. Этот аспект затемнялся образами, пассеистски-ностальгическим Имаго – поздним (late, по выражению Зонтаг)[1], чуть ли не ретро-, – которое налепили на его последние книги. Думаю, нет ничего более ошибочного. Барт, как и Сартр, его первый «личный учитель» (по выражению Жиля Делёза)[2], был изначально привязан к настоящему всеми фибрами своего интеллектуального тела. И самая трудная задача для нас, рассуждающих о Барте, – особенно в юбилейном контексте 2015 года – не предать страсть к настоящему, которая одновременно руководила его отношением к литературе и его учением. Не то чтобы его внимание привлекали только современные произведения. Мы прекрасно знаем, что такого в помине не было, и, от Софокла до Шатобриана, он не переставал предаваться «удовольствию от классиков» – таково название одной из его первых статей[3]. Но даже читая «классиков», Барт имеет в виду читать их глазами своего века, слыша в ушах шум своего времени.
Именно в этом он больше всего похож на Сартра: вспомним призыв Сартра в знаменитой рецензии на «Внутренний опыт» Батая: по сути, призыв переизобрести эссеистическое письмо для настоящего времени, для «новых времен»[4]… И это переизобретение жанра эссе смог осуществить скорее Барт, нежели Сартр. Но сразу же добавим и сразу же уточним, что отношение Барта к настоящему не совсем такое, как у Сартра, – не конъюнктурное, открыто конъюнктурное, как в последней главе книги «Что такое