Случайный попутчик из повести «Продолжая движение поездов», с которым непонятно что, любовь – не любовь. Продолжая движение поездов – что это? Незаконченность действия? Инерция? Или попытка продвинуться немного дальше конечной станции?
Семейная пара из рассказа «Жительница». Жили, не мешая друг другу, «мирно и хорошо». А кто же тогда эта жительница? Это плод воображения или она действительно существует? Магический реализм – это когда странные вещи становятся реальностью и перестают удивлять. Мы очень любим сказки. А еще мы очень запутались, и любая реальность, даже собственная, все время кажется нам чьей-то выдумкой.
Две подруги из рассказа «Две тысячи первый, ноябрь, уикенд». Зачем фиксировать конкретную дату? Чувства нельзя разбить на часы и минуты. Или можно? С понедельника перестаю (или начинаю) чувствовать.
Девушка и писатель из «Регенерации солнца». Солнце существует отдельно от нас. Но когда оно есть, нам тепло и светло. А что мы ему можем предложить?
Разные люди – разные истории. Бывает, что из случайных, бесперспективных отношений рождается новая жизнь. А бывает такое отчуждение между родными людьми, что даже трагедия уже не сближает. Можно представить, что для чужого человека нашлось бы больше сочувствия. Так устроен человек. Все в нем соседствует: жалость, любовь, ненависть, равнодушие. Легче вернуться в пустой брошенный дом, чем к покинутому однажды человеку. Вот этот момент удачно ухвачен в книге, бывшие родные становятся чужее незнакомцев на улице. Любовь, свобода – это как здоровье. Если оно и есть, то во всяком случае – не навсегда.
И вот герои всё мучаются, всё хотят чего-то понять. Только не знают, что именно. И никак не хотят смириться с потерями. Тютчев это знал. «Душа моя – Элизиум теней». Все ушедшее не кончается, не уходит окончательно. С возрастом теней набирается достаточно. Они роятся, мешают друг другу. И в прошлое не хочется возвращаться, и без прошлого плохо. Ни у одного из героев не получается дистанцироваться от воспоминаний. Но у некоторых получается помочь другому с его прошлым. Как у того, который согласен искать чужой дом. Или у той, которая помогла малознакомому по сути человеку исправить его ошибку. «Его дело урегулировано», – говорит она в конце. И тем самым ее дело урегулировано тоже.
Имеет ли тема оставленного дома биографические корни? Татьяна Дагович ведь и сама переехала когда-то из крупного украинского города в маленький немецкий. Уж очень хорошо у нее получается зафиксировать этот момент или даже миг смены одной жизни на другую, почти незаметный невооруженным глазом. Она как бы дает нам понять: большие перемены носят очень будничный характер, и вместе с тем в будничности скрыты знаки торжественности и будущности:
«На рассвете, сонная и тихая, Марта вышла. Выкатила один из чемоданов. Сережа запер дверь на оба замка, чего раньше они никогда не делали, его связку отдали Наталье Семеновне и уехали в эмиграцию».
Дело оказывается всего лишь в лишнем повороте ключа, и обыденная ситуация принимает экзистенциальный вид.
Зачем мы читаем о чужой жизни? Своей, что ли, недостаточно? Или, может быть, хочется посмотреть на себя со стороны? Мы привыкли, что остранение – это литературный прием, и совсем не пользуемся им на практике. Сделать знакомые вещи и моменты чужими и осознать (и полюбить) их заново. А пока мы так не умеем, читаем литературу. Вдруг автор предложит какое-нибудь более интересное решение, этическое и эстетическое, и станет немножко легче жить…
Продолжая движение поездов. Повесть
Всегда немного нервничала, когда приходилось собирать вещи, особенно если покидала какое-то место навсегда – номер в отеле, съемную квартиру, палату в больнице (дом, родину и так далее). Важно ничего не оставить – в этой установке больше страха сделать себя уязвимой через вещи (если забыть упаковку тампонов, записки на клочках бумаги или таблетки), чем страха лишиться вещей. Лишиться вещей – это не ее фобия, многие вещи и сейчас приговорила: сложила в полиэтиленовый пакет, чтобы вынести, ступая по красной