Случилось это благодаря человеку, чьё имя в творческих кругах нашего времени произносят возвышенно, с необъятным благоговением. Но оно до сих пор не утратило хульной репутации Сатаны в глазах светских дам и большей половины мужского общества. Безусловно, мало кто знал его как Джеймса Кемелли. Да и великого гения, подспудного в недрах своеобразной его натуры, в те годы удалось разглядеть далеко не многим, чего нельзя сказать о натуре Джеймса Сатаны.
Первое, что приходит на ум о человеке с подобным прозвищем – это полная безнравственность и притягательная внешность повесы. Не исключено, что избранные души вообразили бы у него вместо глаз горящие угли, а также представили бы языки пламени, бьющие из ушей. Но совершенно не таким созерцала Джеймса Кемелли я.
Однако, прежде, чем увидеть Джеймса воочию, я столкнулась с отчаянной критикой из уст семьи Гвидиче и её близкого окружения. Наступил сентябрь, когда мой дядя, Джузеппе Гвидиче взял меня с собой в маленький уголок Италии на праздник сбора винограда. Моя тётушка, Адалия Гвидиче – уважаемая вдова южных районов, была куда старше дяди Джузеппе, но сохранила, как принято выражаться в Италии: «bella figura1». Чопорная, но необычайно изящная тетя Адалия никогда не слепила красотой: крупный курносый нос, мелкие серые глаза и такие же серые волосы, зачесанные по старым итальянским стилям. Но многие привычки уроженки Марино были столь обворожительны, что ненароком забываешь о благолепии. Строгость, присущая ей, останавливала откровенность собеседника. Но мягкость черт лица, удрученного изобилием солнца, несколько спасала положение.
День стоял жаркий. Обед проходил в кирпичном обветшалом доме трех этажей, типичном для района сельских плантаций винограда. Стол ломился изобилием, коим тетушка всегда славилась помимо щедрого гостеприимства. Впрочем, то не отличало её от остальных итальянцев на званном обеде. Традиции здесь почитаемы издревле: близкие друзья и соседи приравниваются к степени кровного родства. По той причине за столом присутствовали не только Антонио Гвидиче (младший из трех сыновей тети Адалии) с женой Доротеей и малыми продолжателями их рода: мальчиком Орландо и девочкой Лукрецией, но и Агостина Медичи с дочерями: Летицией и Каприс. Беседа шла оживленная. Говорили о познавательных поездках дяди Джузеппе по Европе, затем обсудили предстоящий праздник. Когда дядя Джузеппе вышел на улицу, а за ним следом – Антонио, разговор за столом поменял истоки. Первой заговорила Агостина Медичи.
– Уильям Кемелли уже приехал?
Тетя Адалия подняла свои выцветшие благородные глаза, передавая по кругу блюдо с тушенными овощами.
– Нет, он будет только к вечеру, – ответила тетя. – Похоже, поезд слегка задерживается в пути.
– Слава пресвятой Мадонне! – Агостина Медичи совершила крестное знамение. – Нам удалось избежать отвратительного общества и неизбежного скандала!
За нерадивым диалогом старшин семейств прослеживалось некое волнение, охватившее присутствующих. Глаза Каприс мгновенно засверкали. Она силилась сокрыть довольную улыбку, но едва ли. Летиция, напротив, была необычайно робкой, и после упоминания об Уильяме Кемелли взгляд её стал ещё более робким и смущенным. Тогда я не понимала, что живую реакцию готовых невест на выданье вызвал не синьор Уильям, а другой человек.
Я старалась держаться непристрастной, но та атмосфера, что повисла в те минуты, натолкнула вопросом излиться наружу.
– Что плохого в обществе этого человека?
Агостина Медичи сделала глоток сухого вина, и познавательные взоры участников трапезы смело обратились ко мне.
– И не спрашивай, Белла! – небрежно ответила тётя Адалия. – Мало кому приятно об этом вспоминать.
– Здорово подметила, Ада! – подхватила синьора Агостина. – Говорят, Уильям вновь привезёт этого дьявола?
Её сухощавое лицо изобразило отвращение. Летиция сильнее опустила голову, устремляя взор в тарелку, а Каприс вспыхнула глазами.
– Мама! – вскричала Каприс. – Прошу, не говори так о нём!
Агостина Медичи заимела оскорбленный вид.
– Не влезай Каприс! Где твои манеры? Пожалуй, Европа вытрясла из тебя лучшие корни Италии!
В дверях появилась Тереза – чернокожая пышная, точно взбитая перина, женщина в летах. Она была дочерью торговца полотном, работала одновременно на плантациях дома Гвидиче и дома синьора Кемелли бог знает сколько времени. Её главной прелестью любой мог назвать широкую бесподобную улыбку: зубы ровные, крупные и белоснежные. Но я бы скорее подчеркнула момент, когда мясистые