© Your Wings, 2018
© Никита Морарь, фотографии, 2018
ISBN 978-5-4493-1215-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Исцели мою душу»
На плите в турке вскипает густо заваренный, свежемолотый кофе. Он сперва клокочет, вздымаясь пузырями, но не расплёскивается по плите, просто пенится и гласно оповещает о своей готовности. А на него, всё так же, не обращают внимание. Потому что все мысли и внимание сейчас сосредоточенны на одном, единственно на том, кто за окном, в которое сейчас уже как полчаса смотрят не отрываясь. Размытый утренним туманом полупрофиль мужчины замер, прижавшись спиной к стволу большого дерева, и сосредоточенно, на первый взгляд, изучает гладь пруда. Но так всё выглядит, если не знать, а просто смотреть со стороны. Тот же, кто стоит перед окном, знает всё в деталях. Потому в горле свербит от горечи, и душу выворачивает наружу слезами, застывшими в глазах. Марьян прикусывает нижнюю губу и на миг прикрывает глаза, и по гладко выбритым скулам всё же стекают слёзы. Он шумно втягивает воздух через нос, и теперь словно приходит в себя, оборачиваясь на плиту. Кофе в турке уже зло скворчит, и горький запах гари растекается по кухне. Парень как-то по-лисьи, недовольно, фыркает и ещё раз, взглянув на силуэт у дерева, направляется к плите. Выключает её и, взяв прихват, он поддевае турку, направляясь с ней к мойке. Выплеснув содержимое в белую мойку, безнадёжно испорченный бодрящий напиток, он быстро включает воду и старательно не смотрит, а просто смывает всё. И почти выходит, ничего не увидеть. Почти. Он тяжело вздыхает и прикрывает глаза, опирается рукой на столешницу и, запустив пальцы в посудину, вдруг вздрагивает, широко распахнув глаза, в которых вдруг проступает рассвет. Турка звучно грюкается металлом о металл и даже проворачивается по кругу, а парень, как поражённый, продолжает стоять, хватая ртом воздух, и часто моргая. А спустя миг срывается с места и, минуя небольшой узкий коридор и затем просторную светлую пристройку, толкает массивную, резную, дубовую дверь обеими руками, буквально вываливается на улицу. Он раздет по пояс, да и льняные белые штаны не сильно согреют в такой промозглости осеннего утра, но ему сейчас совсем вот всё равно. Он только на миг замирает, цепляясь взглядом за мужчину у дерева, и затем срывается с места:
– Славка! – парень, со всех ног несётся к тому, кто, вздрогнув, обернулся.
В босые ноги впиваются мелкие камешки щебёнки, из которой вымощена дорожка от дома к роще. А, когда заканчивается щебень, кожу стоп встречают колкие ветки и холодная жухлая листва, и трава. Но он, минуя это всё, со всего маха впечатывается, всем телом в растерянного мужчину и повисает на нём, обхватив за шею.
Тогда…
Когда она постучала в его дверь, он поморщился от того, как сильно сдавило грудь. Он пошёл к двери едва способный дышать и не мог понять от чего же. Затем, открыв двери, он столкнулся с усталым и обречённым взглядом глаз весьма приятной женщины, но от чего-то неприятно кольнуло в кончиках пальцев, а перед глазами поплыла рябь. Он ухватился за косяк, стараясь устоять на ногах, и всё силился понять, что же не так-то. Услышав сдавленное бабское: «Ох, что с вами?! Я не вовремя, да?», он даже умудрился усмехнуться и мотнуть головой приглашая войти. Та, безропотно повинуясь, таки вошла и сама прикрыла за собой дверь. Вместе они прошли в пристройку, и он жестом указал на стул у стола с белой, как снег, кружевной скатертью. Здесь окна большие, и занавески совсем тонкие и прозрачные, потому виден закат: яркий и невыносимо красный. Он даже не спрашивал, зачем она пришла. Потому что знал. Все сюда приходят за одним, чтобы узнать, что же там ждёт их дальше… И он им говорит. Бывает, являются и затем, чтобы излечиться, и он вот тоже лечит. И тело и душу. А затем они все уходят, и он снова остаётся здесь один. И ему этого достаточно вот. И одиночества и знания, что помог. Он давно привык и даже смирился, что быть ему вот так здесь и во всём одному. Его это устраивало, пусть и не мог понять, почему с ним так, но другого ведь ждать смысла то и не видел. И от того просто благодарил, за тишину и покой, ведь у кого-то этого нет, а у него вот этого через край. И он благодарен. Потому вот отдышавшись и чуть придя в себя, парень двинулся в кухню, оставляя тревожную гостью одну. А возвратившись, перед собой держал клубящуюся паром чашку с ароматным кофе, на белом блюде. Он поставил её перед женщиной и сам присел напротив, указав на чашку. И пока та тихо отпивала глоток за глотком, сам парень пристально всматривался и вслушивался в неё. В какой-то момент женщина совсем растерялась и по её лицу поползла краска. А он, наконец, заговорил:
– Стоит ли так мучить себя и его тоже? – вопрос, который был неожиданным не только для гостьи, но и для него самого.
От этого вопроса, сам парень поёжился, а на глазах гостьи проступили слёзы. Сколько бы ни проходило времени и сколько бы ни побывало тут у него людей, он так и не сможет достойно и бесстрастно смотреть на их слёзы. И потому сейчас он тоже прикусывает губу и на миг отводит взгляд.