Наконец, он уселся. Привстал и еще раз поудобнее сел на стандартно неудобное сидение.
– Максим Фадишев, – он протянул ей влажную ладонь.
– Кьяра, – посмотрела девушка исподлобья, не прекращая своего бессмысленного занятия.
– Куда вы едете? Далеко? Ну, я в том смысле, долго ли нам с вами ехать вместе. Ну, я не к тому, что вы мне не приятны, даже напротив, а о чем мы успеем поговорить.
Девушка смотрела в окно. Пейзаж не менялся, и она подумала: «Может, и правда о чем-нибудь поговорить с этим нервным типом, раз уж он тут сидит».
– Нет, мне не далеко и поговорить мы успеем не о многом… к сожалению, – так же монотонно добавила она и увидела ожидаемую реакцию оживления на его лице.
– Какое у вас интересное имя. Наверное, и жизнь такая же необычная.
– Да нет, самая обычная.
Они снова помолчали.
– А давайте поиграем в игру, – снова оживился неугомонный сосед, – придумаем истории жизни и расскажем друг другу, выдавая за свои. Можно не раскрывать свое настоящее лицо, ведь мы с вами вряд ли еще когда-то увидимся. Никакого риска, просто игра.
Йарка кивнула, потягивая холодный чай и глядя на бесконечное полотно полей за окном.
– Отлично, – мужчина потер руки, будто предвкушая что-то очень приятное. – Хотите начать? Тогда, с вашего позволения, это сделаю я. Как я и сказал, меня зовут Максим. Я путешествую по стране. Я свободный художник и поэт. Хотите, я вам почитаю?
Девушка не возражала, и Максим театрально заговорил:
– Я жить не могу настоящим,
Я люблю беспокойные сны,
Под солнечным блеском палящим
И под влажным мерцаньем луны.
Я жить не хочу настоящим,
Я внимаю намекам струны,
Цветам и деревьям шумящим
И легендам приморской волны.
И часто в восторге нежданном
Поцелуем тревожу листву.
Я в бегстве живу неустанном,
В ненасытной тревоге живу.
Вам понравилось?
Конечно, Йарка знала, что это Бальмонт, и что он пропустил третье четверостишие, то, что про тучку. Может это и к лучшему, ей оно тоже не очень нравилось, но говорить ничего не стала, а просто кивнула: игра, так игра. Почему он вспомнил именно Бальмонта? Может, это первое, что пришло ему в голову, что хоть как-то соответствует его образу «свободного художника». Она приняла бы его и без неотъемлемых беретки и шарфа вокруг шеи (времена меняются), и даже модная замшевая куртка ее не смутила, возможно, у него богатый дядя или дедушка оставил хорошее наследство. Но вот такое количество чемоданов никак не вязались в ее сознании с постоянным беспрепятственным перемещением по стране. Куча сумок осуждающе смотрела на нее из-под его сидения, морщила тряпичное лицо и даже показывала оскал молний.
– Прошу, теперь – вы. – врезался в ее мысли голос соседа по купе.
Она не придумала никакой легенды. И решила рассказать правду. Мало вероятно, что судьба снова столкнет ее с этим горе-художником.
– А я еще не поняла, кто я – Ангел или Демон. У меня и крылья пробиваются и рожки. Хотите покажу?
– Нет-нет, не стоит, – заулыбался Максим и быстро замотал головой.
Она знала, что он откажется, ведь это игра, но для правдоподобности предложить стоило.
– А еду я… еду к друзьям, поживу немного у них. Нужно все-таки определиться: что мне со всем этим делать дальше…
Голова пополам
Все когда-либо в жизни принимали по-настоящему важные решения. И рано или поздно наступает момент, когда невольно задумываешься: а верно ли я тогда поступил. И начинаешь подвергать сомнению все прожитые с этим решение годы. Каждый поступок, совершенный под прикрытием этого решения. Начинается глава: а если бы тогда я поступил иначе, что было бы сейчас?
Но, так и не дописав эту главу, принимаешь новое, не менее важное решение: что сделано, то сделано – не изводи себя ненужными догадками и не порти сомнениями настоящее.
Йарка стояла перед зеркалом в привокзальном туалете. А вокруг стояла ужасная вонь. Она скорчила гримасу отвращения, и попыталась побыстрее поправить волосы от макушки ко лбу, чтобы не было так заметно две набухшие шишки по бокам. На спине неизменно висел потертый рюкзак.
Наконец, после долгой тряски в поезде, она вышла из главных ворот вокзала и попала под лучи летнего солнца. Уверенным шагом она направилась к ближайшему входу в метрополитен. Не для того, чтобы спрятаться от «нещадно обжигающих ее кожу лучей», нет, ей просто нужно было в метро. Она быстро, словно слетела, спустилась по лестнице, бросила жетон, снова лестница и вот в нос ударяет привычный