Тихонько потрескивали свечи. В маленькой комнатке властвовала интимная полутьма.
Романтический ужин – один из многих для нашей пары. Романтический ужин для девушки, которую я любил больше жизни. Для девушки, которая меня не любила.
В неверном пламени свечей она выглядела богиней. Афродитой, Венерой, чарующей и влекущей. Я понимал, что должен её ненавидеть. И я действительно её ненавидел. Ненавидел и желал одновременно.
Она продолжала щебетать какие-то милые глупости. Продолжала говорить о любви, говорить о нас. Видя во мне лишь влюблённого дурачка, она выплёскивала очередную порцию лжи. И даже не догадывалась о том, что мне давно известны её тайны.
Старательно удерживая рвущиеся на волю эмоции, я продолжал мило улыбаться. Елейным, слегка смущённым голосом соглашался с каждым словом.
Я смотрел на огоньки свечей и думал: «Говорила ли она другому те же фразы, играла ли с ним в любовь? Или же причиной их связи было лишь физическое влечение?».
Окончив трапезу, она откинулась на спинку стула и обворожительно улыбнулась.
– Любимый, ты превзошёл самого себя! Мясо было восхитительным! Что это? Какой-то новый рецепт?
– Ничего особенного. Просто добавил немного соуса карри, щепотку кардамона и немного шафрана, – ответил я.
– Просто божественно! Ты настоящий повар!
– Благодарю.
Пригубив вина, она грациозно поставила бокал и виновато произнесла:
– Пожалуй, мне достаточно… Не хочу проснуться с больной головой.
Я кивнул:
– Пожалуй, мне тоже. В холодильнике есть сок. Если тебя не затруднит…
– Конечно.
Она поднялась из-за стола и, покачивая бёдрами, направилась к холодильнику.
Несколько секунд ничего не происходило, а затем я услышал… полный ужаса вопль. Не разбирая дороги, она выскочила из кухни.
На моих губах расцвела зловещая улыбка. Сидя на месте, я слышал, как она пытается открыть дверь. Слышал её крики и продолжал улыбаться. Я был абсолютно спокоен – все двери и окна были заперты, а соседи, которые могли бы её услышать, находились в отъезде.
Усмехнувшись, я подхватил со стола бокал и неспешно подошёл к распахнутому холодильнику. Причина криков взирала на меня мёртвым остекленевшим взглядом.
На праздничном блюде покоилась человеческая голова. Забавно, личико покойника осталось смазливым даже после того, как смерть заострила его черты. Надо признать, что синяя физиономия любовника, с зажатым в зубах яблоком, выглядела достаточно комично.
Я иронично заметил:
– Дружище, походу дела в этот раз она не обрадовалась вашей встрече!
Голова промолчала.
– Э-эх! Скучный ты! И что она в тебе нашла? – возмутился я. – Как думаешь, она догадалась, почему мясо было таким вкусным?
Голова продолжала хранить угрюмое молчание.
Я прислушался к шуму в прихожей. Истошные крики сменились звуками рвоты.
– Видимо, догадалась.
Опустошив бокал, я подмигнул голове и прикрыл дверцу.
– Дорогая, ты как?! Может тебе помочь?
Не дождавшись ответа, я взял со стола нож и направился в прихожую.
Щёлкнул выключателем и увидел скрючившуюся у двери фигуру. Теперь ничего не напоминало обворожительную Венеру. Вздрагивающая, одетая в тонкое платье, перемазанная собственной рвотой, она мало походила на человека.
Моё сердце прониклось жалостью к существу, которое ещё недавно я считал девушкой.
– Ну что, любимая… Пора переходить к десерту!
Полный страха, отчаяния и боли, её взгляд устремился вверх. В расширенных зрачках блеснуло острое лезвие ножа…
***
P.S. Если вам придётся запекать подобное мясо – используйте шафран, кардамон и соевый соус. Все эти ухищрения придадут вашему блюду изысканный вкус.
Искаяния Чарльза Фратчета
Автор: Стас Озарнов
Моё имя Чарльз Фратчет. Но это, по сути, не имеет значения, потому что память обо мне не сохранится, а все мои работы будут уничтожены руководством университета, которое посчитает их слишком ужасными, чтобы открывать публике. Эта рукопись создана в оправдание и будет пылиться, я надеюсь, до лучших времён, когда мир избавится от суеверных и чересчур набожных дураков, какими я считаю нынешнее общество. Впрочем, не будем вдаваться в излишнюю философию. У меня не так много времени.
С самого начала моя жизнь была полна трагических случайностей и не имела в перспективе ничего, кроме несчастного и пустого существования, подобного моим предкам. Я родился в семье зажиточного бостонского мореплавателя в 1899 году. Мать слишком рано умерла от чахотки,