– Уходит, зараза.
– Пересекай слева!
Три автоматчика вырвались из лесных проблесков на залитую до краев солнцем просеку, повели оружием по сторонам. Нюхом овчарок опасности на просторе не почувствовали, взбежали по сваленным вдоль насыпи шпалам на самый верх строящейся железной дороги. Залегли там, сдерживая дыхание. Старший, царапая лейтенантскими звездочками щеку, плечом вытер пот.
Огляделись.
Буйствовала, выпирая из леса, молодая поросль орешника вперемешку с осинками. К самой насыпи гуськом выбежали несколько елочек. Одна каким-то образом сумела перемахнуть будущую железную дорогу и теперь одиноко привставала на цыпочки, пытаясь высмотреть происходящее за насыпью. Присядь, дуреха, раз повезло оторваться от пальбы: на войне любопытные редко доживают до второй огненной очереди.
– Стой! Сдавайся! – раздалось в лесу.
В ответ прозвучало два экономных пистолетных выстрела. В обратную сторону жирными многоточиями ушли автоматные очереди. Но поверху, по листве, а это значит, всего лишь для острастки, для загона. Солдатский слух на третьем году войны прекрасно различает выстрелы в упор. Даже в лесу. Но пока идет охота на живца…
– Прикрываем, – отдал команду лейтенант лежавшим по обеим сторонам подчиненным.
Сам рывком, согнувшись, скорее укрываясь не от возможных пуль, а маскируясь для мечущегося в лесу противника, перебежал к краю насыпи. Она замерла над небольшим лесным ручейком, и на самой ее оконечности, нырнув за шпалы, лейтенант и затих.
Он не ошибся в расчетах. Для выскочившего из леса щупленького диверсанта даже малая речушка вырастала в препятствие, на преодоление которого не оставалось времени. Узкая полоска меж водой и насыпью манила возможностью оторваться от преследования, и хотя в разведке основным правилом считалось не соблазняться самым легким вариантом спасения, выхода не оставалось: слишком явственным становился треск сучьев бегущих по следу смершевцев. Или пан, или…
А вот и пропал!
Лейтенант коршуном бросился на вражеского цыпленка. Однако не успело его тело накрыть противника, тот неуловимым движением переправил его полет через себя далее, в воду. Как успел диверсант увидеть опасность, а главное, молниеносно среагировать, выбить непонятным приемом лейтенанта из борьбы, для подбежавших на край автоматчиков осталось загадкой. Но служба, да и сам лейтенант приучили в подобных ситуациях не раздумывать. И пусть не красавцами-коршунами, пусть всего лишь пыльными расхристанными воронами, да еще столкнувшись лбами друг с другом, смершевцы навалились на врага, вмяли его своей двойной массой в жидкий берег.
Только его грязь помогла и врагу ужом выскользнуть из-под кучи-малы, дав еще один шанс оторваться от погони и скрыться за насыпью. Может, так бы и случилось при удачном стечении обстоятельств, но именно из-за железной дороги вырос бородатый старик с молотком на длинной ручке, которым железнодорожные обходчики обстукивают рельсы. Профессия смотрителя тоже приучила деда к мгновенной оценке ситуации и не менее мгновенным действиям, и удара молотком по укрытой маскхалатом голове диверсанта оказалось достаточно, чтобы смершевцы вновь вцепились в того мертвой хваткой.
– Как-то так, – остался доволен своей работой железнодорожник.
Его руки от волнения дрожали, и, успокаивая себя, старик попробовал свернуть цигарку. Однако, как ни старался, раз за разом просыпал табак на шпалы. Успокоился тем, что понюхал пропахшие куревом пальцы.
Подбежавшие из леса солдаты окружили лежавших на земле, круговым частоколом выставили стволы автоматов. Под ним, стараясь найти применение своим способностям, юлой крутился небольшого роста паренек. Автомат бил его по коленям, мешал выбрать момент броска на извивающегося врага, но пацан не оставлял попыток ввязаться в бузу.
– Держите руки, пистолет! – закричал, скользя в грязи, вылезавший из реки лейтенант.
Поздно. Выстрел, приглушенный телами, тем не менее показался командиру громом танковой пушки.
Куча-мала осела. Паренек благоразумно отскочил. Автоматчики медленно, понимая промашку, начали подниматься. Перед глазами бойцов оказалась худенькая девушка, корчившаяся от боли. Сострадание к раненым хотя и притупилось за войну у воевавшего люда, но полностью из солдатского обихода не исчезло. Даже по отношению к противнику. А тут еще и женщина…
Распихивая подчиненных, лейтенант упал перед ней на колени, принялся ловить тонкие окровавленные руки:
– Голубушка, гадинка, солнышко. Не умирай. Потом сам придушу, но сначала словечко. Хоть одно словечко… Бинты. Перевязку! В медбат!
Команду приняли на свой счет провинившиеся автоматчики. Как могли бережно подхватили раненую под руки и ноги. Сбоку, поддерживая тело и продолжая бинтовать раны, прилипли еще два бойца. Паренек места рядом с раненой не нашел, остался около лейтенанта. Тот нахлобучил ему пилотку на уши:
– Ты