– Ну что, Прекрасная, – настроение каково? – Пихнула я локтем Елену.
Елена даже бровью не ведет, катит чемодан к стойке регистрации, рассеянно глядит по сторонам, меня в упор не видит. Ну, ничего. За много лет я привыкла.
– Ну что, настроение каково? Во! – Сама себя веселю я, привычно сплетая из пальцев правой руки знакомый каждому ребенку, воодушевляющий жест. Левой – прижимаю к боку книгу кулинарных рецептов. Люблю почитать про еду, когда делать нечего.
Елена становится в очередь, на регистрацию, вытягивает из сумочки документы. Сижу, жду, подперев рукой щеку, по – пацански развалившись на пластиковом жестком стуле, вытянув ноги, глаз не свожу со своей Прекрасной.
Елена. Моя Елена…
Если посмотреть со стороны, мы та еще парочка.
Елена – балерина, сероглазая красавица с темными вьющимися волосами, словно речные водоросли.
Я – привет из девяностых. Обесцвеченная овечья челка низко-низко над желудевыми глазами; джинсы-варенки да белая майка-алкоголичка.
Мне тридцать. И мне всегда будет тридцать.
Регистрация на рейс окончена. Сидим, ждем теперь вместе. У Елены в глазах страх. Она всегда дрожит перед полетом. Дрожит всегда, а меня позвала в первый раз. Так что я не только рояль, но и аэропорт в первый раз вижу.
Ну, все. Нам пора.
– Самолет летит, самолет гудит… – Радостно шагаем по «рукаву», прямиком к одинаковым стюардессам. – У-у-у, мы летим в Москву-у-у.
Глава 2
Пассажиры толпятся в проходе. Занимают места.
Я прикасаюсь к запястью Елены. Пульс участился. Нервничает.
– Что делать?
С тех пор, как я рядом с Еленой, вопрос «что делать?» стучит в моих висках постоянно. Как звук колес в вагоне скорого поезда: « Что делать? Что делать? Что делать»?
Но этим утром я точно знаю, что делать. Заранее подсуетилась.
Заботливый город Амстердам.
Он уже разложил в ароматных кофейнях, газетных киосках, в аэропортах и на бортах самолетов свежую прессу с культурной новостью: звезда российского балета, Елена Черепахина, предпочитает на ужин жареную картошку.
Итак, пресса! На борту самолета есть свежая пресса.
Срываюсь с места по направлению к стюардессам. Еще перед взлетом они должны раздать пассажирам газеты.
…А вот и газетки. Свеженькие. Аккуратненькие! Стюардесса катит тележку и улыбается.
Улыбаюсь и я. Радостно сую руки в карманы потертых штанов. Привычка.
Наконец, улыбается и Елена, потому что на откидной столик ложится газета с ее фото.
«А ведь только вчера снимок сделали», – читаю я мысли Елены.
А дело было так. Труппа российского балета прилетела на гастроли в Амстердам, представлять балет «Щелкунчик». Елена – солистка, восходящая звезда. Она Машу танцует.
Выступление прошло успешно. После спектакля, в гримерку к Елене постучал интервьюер. Елена его впустила.
Я сидела, набычившись в углу, нервно теребила угол пыльной багровой шторы и думала: «Ну, как же галантен этот молодой голубоглазый голландец»!
Ревную?
Ревную.
Елена присела на краешек бардового, с золотым орнаментом, кресла, положив руку на изящный подлокотник. Острые Еленины позвонки, торчащие из усталой, едва опавшей спины; ноги, сплетенные в неправдоподобно красивую композицию – делали ее похожей на вымышленное создание из, только что оконченной сказки.
И мне вдруг жутко захотелось, чтоб перед голландцем сидела бы сейчас не Маша! Было бы забавно, если мгновение спустя, Еленин носик удлинился бы, вдоль позвоночника пробилась бы, и сразу ощетинилась серебристо-серая шерстка.
– Эге – гей! – Озорно вскрикнула бы Елена. – Где ты, Мышиный Король? Жди меня! Я с тобой.
Елена выскользнула бы из приторно – нежного, в атласных розовых ленточках, сценического платья, и мышью юркнула бы в норку, вслед за поверженным Мышиным плохим Королем.
А красавчик – интервьюер остался бы «с носом»! Вот такая фантасмагория.
Но – нет. Мои мечтанья не сбылись. Елена по-прежнему сидела в кресле. Красиво-каменная.
Самодовольный блондинчик считывал с бумажки заготовленные вопросы.
– Елена, что вас восхышает покушать?
– Покушать? О… Я обожаю картошку.
– Картошку? Но в Голландии много, очи-и-инь много элитной картошки!
– Здорово. У нас в России тоже много картошки. Моя бабушка отлично жарит картошку с луком и укропом.
– Не —е-ет! Вы такая тонкая. Вы что, почитаете картошку?
– Почитаю. Еще как почитаю. Особенно на ужин! – Картинно, якобы от раскаянья, вздохнула Елена.
– Елена, я не очень