Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ФЕДЯ
И даже не вздумайте так его называть, я вам серьёзно говорю. Это для Марии Михайловны он «Федя», потому как знакомы они с Марией Михайловной уже десять лет. А вообще кота зовут Фидель. Покойный муж Марии Михайловны весёлый мужик был. Он на Кубе несколько лет проработал, и вот кота назвал так. И Фидель не возражал, потому как кот он умный и хорошо воспитан. Здоровенный теперь пушистый котяра средних кошачьих лет, я имею ввиду. Трёхцветный красавец, который ввиду своих солидных габаритов бегать находит постыдным, и ходит всегда спокойным шагом, высоко подняв голову и хвост. Да и чего бегать-то, когда Мария Михайловна ходит медленно? У неё поясница. Фидель с Марией Михайловной каждый вечер ходят в школу №-80 по ул. Мурысева, моют там полы во втором крыле, на первом, втором и третьем этаже, между прочим.
… – Вечно ты не дослушаешь, Федька, а спорить лезешь…, – ворчит Мария Михайловна, устало выжимая тряпку. Струя звонко гремит в ведро, эхо дробит шум, раскидывает его гулким горохом в пустых тёмных коридорах, – Пятый и шестой мы помыли, а седьмой – закрытый стоит… Я чё, не помню что ли?..
Кот отворачивается, сидя неподалёку, улыбается слегка, еле слышно усмехается:
… – Это шестой закрытый стоит… Тетеря…
… – Ну так вот…, – не услышав этого, продолжает Мария Михайловна, распрямляясь наконец, и шурует шваброй длинную тёмную полосу на скользком холодном и пыльном полу, – А она ему и говорит, мол, я вас конечно понимаю, мол, вы тоже очень приятный человек, но и вы меня тоже поймите, мол, я совсем не такая женщина, чтобы с женатыми мужчинами шуры-муры крутить, и, тем более, вы извините, Луис Альберто, а я уже обещала свою руку и сердце, мол, вашему сыну дону Сильвио, между прочим… Во-о-о-от… А он к ей всё липнет и липнет, мол, жить без вас не могу, говорит, жену и детей брошу, а вы будете моей и так далее, иначе мне жизнь больше не мила, сволочь, короче говоря, а не мужик…
Фидель уже давно не смеётся над этими бесконечными пересказами, но не мешает теперь рассказывать, а то Мария Михайловна часто обижалась раньше:
– Федь! Да ты слушаешь, или чё?.. Я кому рассказываю-то?..
А Федя чё-то задумался, и зашёл в туалет для девочек. Странный запах тут. Совсем по другому пахнет. Пацанячий тубзик и грязнее всегда, и на стене чё только не стирали они уже с Марией Михайловной, а девчачий туалет пахнет как-то особенно и интересно.
… – Ну так вот…, – найдя кота глазами, продолжает Мария Михайловна, – А потом его жена всё-таки застукала. К йим гости пришли, а ейный муж в соседней комнате с этой сучкой давай миловаться, а жена мимо комнаты идёт за шампанским, и вдруг видит, как этот Луис Альберто с той рыжей голые в постели курят… И он такой давай, короче говоря, за женой бежать, мол, ты не правильно всё поняла, и мол, люблю тебя больше жизни, а сам на ходу трусы надевает, и та рыжая тоже голая в ванну идёт с сигаретой, а гости такие смотрят… Тфу, отдышусь…, – опершись на швабру, Мария Михайловна капает водой с больших чёрных резиновых перчаток, оглядывает проём, – Вот там чуток осталось… В коридорчике… И домой пойдём, Федь…
Кот молча оглядывает вымытый пол. Пыльная полоса почти белая, а вымытая – мокрая, тёмно-серая в светлых пятнышках. Похоже на тонкий слой грязного льда на асфальте. Мать его как-то привела к магазину. Первый раз в жизни из подвала разрешила выйти. Повела вдоль дома, прижимаясь к стеночке. Останавливается, показывая, что тут надо остановиться, оглядеться. Потом прибавила шагу, перебежав дорогу:
– Ну чего ты?!.. Давай бегом!..
И они пришли к большому высоком крыльцу, и сели возле протоптанной в сугробе тропинки, и мимо проходили люди с пакетами в руках.
… – Какой халёсинький…, – девочка, укутанная в шарф до самых глаз, протянула мокрую красную ладошку, погладить хочет.
– Не трогай, Валюш.
– Ни чё, ни чё…, – заметив, как Фидель напрягся, мать успокаивает, – пусть погладит. Таких бояться не надо… Они и покормить могут.., – запомнив как следует девочку, кошка опять уставилась в людской поток. И люди заходили-выходили, и дверь мягко захлопывалась, выпуская облако душистого пара.
Пропуская одного-другого, мать тонко тянула «мяу» для некоторых, выбирая в основном старух, поднимала лапу и глядела им в глаза:
– Люди добрые… Возьмите сыночка моего…
(большая благодарность за подаренный сюжет Марине из Воронежа (betti)
НЕХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК
…Да-да, именно так про меня и говорят обычно. Нет, публично в лицо меня уже давно не оскорбляют. Недели две уже прошло, небось. А вот в спину обязательно скажут, я заметил: «Нехороший он человек, мол… Гасанов этот…» И улыбаются почему-то. Как всегда при встрече происходит:
– Здрасти, мол.
– Привет, Алик.
– Как вы сегодня?
– Да нормально всё, спасибо вам. А у тебя как?
– Хорошо.
И улыбаемся мы