Нёс корзинки с хлебами. И старец Мирон
Рядом шёл. Упокой его душу Господь…
А навстречу им баба; да целый калач
Прям в корзинку Степану она и кладёт.
И Степан, не снимая корзинки с крючков,
Головой своей бабу ту перекрестил.
А Мирон стал ругать его: как же, мол, так?
Два перста, мол, для знаменья крёстного есть!
А Степан показал ему руку с крюком:
Нету, мол, у меня и перста одного…
Я подумал тогда: он её окрестил,
Или нет? Ведь крестил не перстами её…
– Как же мог он перстами? – Макарий сказал. –
Ведь Степан же безрукий. Наверно, ему
И крюками дозволено… и головой…
– Вот и думаю я, – вновь Варнава сказал. –
Что не важно ведь, сколько влагаешь перстов,
Если знаменье это идёт из души…
– Не везде то не важно. На службе, поди,
Есть и смысл, – инок Тихон ответил ему.
– Это правда, брат Тихон, – Варнава сказал. –
А давайте, друзья, о вопросе-то том…
О Писании… если к решению мы
Сами вдруг не придём… так тогда тот вопрос
Спросим старца Варнавы. Ведь мы всё равно
Вниз идём по реке и увидим его.
Он рассудит, надеюсь, и всё объяснит…
– Если только отсюда мы выход найдём, –
Проронил тут Макарий. Потом он сказал, –
Всё же, братья, мне дивно. Какой дикий край,
А ведь крест православный течёт и сюда!
На Ветлужскую землю, к Ветлуге реке!
Сколько душ православных теперь тут живёт!
И река этих душ всё бурливей, сильней.
И теперь, хоть немного, но в этом уж есть
Также наша заслуга. А будет ещё…
Разве может хоть кто-нибудь этот поток,
Эту реку священную остановить?..
– Только жалко заметок… – вновь Тихон вздохнул.
– Эй, вы там, болтуны! – слышат иноки вдруг. –
Ну-ка, хватит болтать! – строго стражник сказал.
Он вздохнул, и уселся у ямы дремать.
2. Фёдор Шарьинец и Иван Вершина
Экономит природа ресурсы свои,
Не растратит напрасно ни время, ни сил.
Если осень пришла: всё готовится к ней;
Ну а если весна, – жди тепла от весны.
Южный ветер который уж день нёс тепло
На Ветлужскую землю. А вниз по реке,
Где, в Ветлугу впадая, струится Шарья,
Родниками питавшая воды свои,
На речном берегу, у песчаной косы,
Стройный парень сидел восемнадцати лет.
Три аршина с локтём заключал его рост;
Грудь свою он вздувал, как меха кузнеца;
Кудри русые падали мягкой волной
На широкие плечи, на брови его;
Голубые глаза заключали в себе
Небо русских широт, реки русской земли.
Это Фёдор Шарьинец, рыбалить пришёл
На Ветлугу-реку, где любил он бывать.
Если б в Муроме бравый былой богатырь
Не сидел тридцать лет и три года своих
Из-за