– Ну вот объясни мне, Василич, вот какого хуя они страну разворовали? О народе-то кто и когда думал?! Им же только карманы свои и пузо набить, а простой мужик страдает! – разгорячившись то ли от выпитого, то ли от невероятной летней духоты, стоявшей уже который день, сказал мужчина с залысинами на макушке, и замахнул очередную соточку, мысленно поблагодарив за предоставленные запасы водки соседа Серегу из 35-ой квартиры.
– Ты погляди, – продолжил свою речь оратор, – вон что по новостям-то крутят! Его наградили премией и деньгами, а он за ней даже не пришел! Ентеллигенция сраная, тьфу! На завод бы шел пахать, а он книжечки пишет! – задыхаясь от негодования, лысеющий плюнул в сторону телевизора, по которому диктор вещал о всем известном писателе, который, ко всеобщему удивлению, не явился на церемонию награждения за своей статуэткой и деньгами. Как бы сопровождая слова диктора, на экране появилось одно из редких фото того самого писателя, сидящего со скучающим видом где-то в ресторане.
– Так это ж Петька наш! – чуть не подавившись вонючей селедкой, разморенной на летнем солнышке, гаркнул Василич и затряс рукой в воздухе, сжимающей хвост несчастной рыбины. – Сашка, ты че не помнишь?! Он же с нами на дворе жил по малолетству, такой нелюдимый сноб! Помнишь, очки у него еще были, как две лупы?
Сашка, потирая свою залысину на макушке, сморщил деловито лоб. По его лицу, мимика которого пыталась всеми способами выразить задумчивость, было видно – Саша очень упорно по ящичку в голове открывает архив с пометкой «80-е».
– Ааа! – ожил Сашка, наконец-то оставив свою лысину в покое и выпучив красные то ли от недосыпа, то ли от алкоголя глаза, – Мы ж его еще шваброй называли, за то что тощий был, как смерть! – выдал наконец-то результаты своего копания в архивах памяти Саша.
– Вот-воот! – поддержал коллегу по алкогольным делам Василич, погладывая на экран старого телевизора, – Смотри-ка какой важный стал, прям при параде, будто на демонстрацию собрался, холеный такой, аж противно! Кому в стране его писульки нужны! Стране нужны рабочие мужики, как мы вот! – гаркнул Василич, ударяя по-дружески по спине третьего товарища, который до сих пор не проронил ни слова, посасывая беззубым ртом кусок сала, – Страна на нас держится, а эти бумагомаратели! Да каждый написать может что угодно, я вон щас, дай только ручку и листок, вам шедевр выдам! А чтобы на заводах работать, тут знаания нужны! – протянул уже изрядно пьяный Василич, подняв указательный палец в потолок, будто пытаясь проколоть видимый только ему одному купол. Василич, однако, в своей пламенной речи не стал упоминать, что из-за его очередного запоя на две недели без сантехника остался целый квартал.
Посасывающий сало мужик вдруг встрепенулся, словно вернувшись в реальность и тихонько так пропищал:
– А помните времена, когда мы еще совсем детьми были? Как же хорошо жилось, все же лучше было, все просто. И Светка…
Поток воспоминаний прервал грозным басом Сашка:
– Да что ты все со своей Светкой не уймешься?! Уже ж лет десять, поди, прошло! Хрен ты старый! Вон твоя Светка живет, детей нарожала, нахуй ты ей не нужен со своим пародонтозом и хрущевкой засранной! Вон она за стенкой, небусь, со своим столяром ебется! Светкаааа! – забасил Саша, стуча кружкой по батарее, – Светкааа, тут твой прынц опять сопли распустил, иди подотри! Может, поцелует тебя по старой дружбе!
Мужики залились гавкающим смехом, похлопывая друг друга по плечам, но их щуплый беззубый друг шутку не оценил. Вместо поддержания всеобщего веселья, он вытащил вонючую папиросу, желтую от воды в унитазе, куда эту пачку еще вчера по пьяни уронил Василич, и затянулся, прищурив глаз. После встал, еще секунду подумал о чем-то своем, и вышел из кухни.
Мужики еще больше заржали, Саша схватил трясущимися от смеха руками бутылку и разлил ее содержимое в две кружки. Василич в этот момент задорно крутанулся на стуле и тыкнул пальцем с грязным ногтем по кнопке кассетного магнитофона.
– Нахуй эти новости, одно расстройство! Лучше Бутырку послушаем! Вот они народные творцы, что есть! Не то что эти писаки сраные! – резюмировал Василич, закидывая очередную сотку.
В этот момент за стеной, по батарее которой только что стучал Саша, призывая какую-то невидимую Свету явиться, шумно ругалась женщина, оттирая гарь от забытой на плите кастрюли.
– От, ты посмотри, алкаши эти опять расшумелись! – сказала тучная женщина и в ответ постучала по батарее пригоревшей кастрюлей. – Еще и блатняк свой опять врубили! Костя, ну ты мужик или кто?! – обратилась она с искаженным от гнева и усталости лицом к мужчине, сидевшему за кухонным столом и крутившим какую-то деревяшку возле глаз.
– Вот нахуя, скажи мне, я за тебя замуж выходила? Тряпка ты, Костя, а не мужик. Эти твари уже две недели