Слишком громко и протяжно загремел его плач в сонной и пустой комнате. Женщина, сладко спавшая на краю матраса, вскочила, кулаками потирая глаза. И остановилась статуей, забывшей, как дышать. Медленно принюхиваясь, словно боясь узнать этот запах, девушка сделала пару шагов к кроватке. Очнувшись от оцепенения, молодая мама побежала в гостиную, стараясь потушить ещё не начавшийся пожар. Было поздно.
Алым пламенем горела только что привезённая мебель, огонь то бросался на шторы, то заключал в свои тёплые объятья коробки, которые ещё не успели вынести. Дым поднимался вверх, не давая дышать, надрывая лёгкие ужасным сухим кашлем задыхающегося человека. Глаза болели и отказывались работать, может, поэтому женщина пропустила момент, когда огонь, вскочив на дверную раму, отрезал её от младенца, оставив обоих на верную смерть.
Отчаянным и испуганным показался маме крик её ребёнка. Сердце ушло в пятки, разум в попытке достать его оттуда бросился туда же, захватив с собой инстинкт самосохранения. Одно спасло женщину при отчаянном прыжке в огонь – любовь. Она не почувствовала жара, не услышала запаха, который мог бы свидетельствовать, что она обгорела. Схватив малыша, женщина бросилась к окну в надежде, что успеет раньше своего горячего врага. Она только переехала и ещё не смогла привыкнуть, что теперь живёт на пятом этаже. Поняв, что прыгать невозможно, а выход был лишь один, женщина громко заплакала. Тем не менее, не желая терять последнюю надежду, молодая мама дёрнула за раму, и толстое стекло уступило место свежему ночному воздуху, отодвинувшись в угол комнаты. Спасительный воздух ударил в лицо, наладив поток беспорядочных мыслей. Ребёнок перестал плакать и задышал полной грудью. Идея была опасная, но единственная.
Отвернувшись от окна, мать с малышом бросились в огонь. И опять не ощущался жар. И опять не было запаха. А может, они просто не чувствовали?
При последнем прыжке к входной двери девушка не закрыла глаза, чтобы с разбега открыть её и выбежать из злополучной квартиры. Она не закрыла глаза и увидела картину, которую приняла за видение, но запомнила навсегда. Огонь расступался перед отчаянной мамой с ребёнком на руках. Сдавался, бросался назад, уступал. Он не хотел опалить густую чёрную косу женщины и пухлые щёчки малыша. Не нужны ему были их раны. Он давал им проход, не смел задерживать. Справедливый, сильный, благородный. Вот как первый раз увидел огонь маленький ребёнок. Маленький ребёнок, внимательно смотрящий на пламя, впитывая его своими глазами. Маленький ребёнок, долго не знавший, что в ту жаркую ночь великая и властная стихия выбрала его своим повелителем, своим другом и помощником. Маленький ребёнок, в карих бездонных глазах которого поселился огонь, воспламенивший душу, такую же справедливую, сильную, благородную.
Глава 1
– Знаешь, Рин, я правда тебя очень люблю, – продолжая смеяться над нашим идиотизмом, еле проговорила я. У нас аж слёзы выступили от смеха.
Мы гуляли по чудесному заснеженному парку, а белые хлопья всё падали и падали с серо-голубого неба. Всё вокруг было окутано великолепным холодным ковром, и хотя было ещё не больше трёх часов дня, фонари уже горели желтоватым светом. Моя собака бесилась где-то в недрах огромных сугробов, лишь изредка гавкая, обозначая своё местонахождение. Вся одежда у нас была мокрая, потому что наше Великое Снежное Побоище закончилось совсем недавно, между прочим, моей победой. А теперь, мокрые и весёлые, мы плелись на встречу с нашими друзьями, которые заметно опаздывали. Хотя им, в принципе, можно, только-только закончился их турнир по футболу, и, судя по их развеселённым голосам в трубке, они выиграли. В одно время с ними должен был подъехать и мой лучший друг Том. А ещё вроде хотела подскочить Бити, заодно притащив с собой свою собаку. Насколько я поняла, Яна с Даниэллой подъедут через час, а Маша и её лучшая подруга будут здесь с минуты на минуту.
– Я тебя тоже люблю, но вот только в следующий раз ты так просто не отделаешься, – наконец отсмеявшись, ответила моя подруга.
В её волосах цвета тёмного шоколада блестели сильно выделяющиеся белые снежинки. А вот в тёмно-карих глазах сияли веселье и счастье. Обожаю видеть её такой. Её немного смуглому лицу очень шла улыбка до ушей и по-настоящему детский искренний смех. Возможно, никто и не заметил бы, насколько она сейчас красива, но для меня не обратить на это внимание невозможно.
У неё было что-то вроде депрессии, и ни один психиатр не мог понять, что же с ней. Она ни с того ни с сего началась, и, сколько мы ни пытались, нам никак не удавалось вывести её из апатии и регулярных вспышек ненависти ко всему миру. Наверное, месяц она пролежала дома, лишь изредка выходя