Д. К.
Мурка
О.
Чувствуешь, Мурка, как к нам подступает зима,
Уж меньше тебе досаждают блохи и клещи,
Пушист, воздушен стал мех, как у белки хвост,
Когти стали как сталь, ты их правишь о доски.
Я правлю порою стамеску, чтоб достроить крыльцо,
То гвоздём, то саморезом впиваюсь в дерево.
Дом мой, правда, не нов, но это крыльцо —
Обновка для пообносившегося стари́нушки.
Нынче ночью копалась на кухне мышь,
Может, Мурка, поймаем её в мышеловку?
День чуть видный. В бочке хрупкий, морщинистый лёд.
Самолёт над нами застыл как птица.
Я пошёл за киянкой, заодно прикупить тебе корм,
Мимо памятника жизнь отдавшим, мимо бревенчатой
школы.
Помню, здесь вот, однажды, я чуть не отдал один глаз,
Меня били ногами, но всё обошлось в итоге.
Это больше не школа, а заправка и сервисный центр,
Видел давеча я, как отсюда увезли труп таджика.
У тебя странные глаза, ты их прячешь от всех,
Они альбиносные, серо-гóлубо-жёлтые,
На глаза человека похожие, который не добр.
Как всё связано, Мурка, в комочке пространства,
Хоть всего не постичь. Наше будущее – безвидно.
Покудова живы. Когда-нибудь хлынет теплынь.
«…Скобка закрывается.) Впотьмах…»
…Скобка закрывается.) Впотьмах
Есть лишний час, и имя ему Ах.
Он был украден, а потом подарен
Былым хозяевам. Он звучит как ветер
Среди венков безлиственного сада;
Он свет в окне полночный изголубый;
Снег на тебя глядящий исподлобый,
Тревожный, ясный, но его не трогай.
Он виноват ли, что бывают ночи
Любви короче, всех имён длиннее?..
«В тревожной ясности того…»
В тревожной ясности того,
Что за обличьем притаилось,
Есть искушение и новость,
И страшно мне в неё войти
И в ней остаться без возврата.
Обличья же неясность мне
Мила, привычна, не желаю
С ней расставаться. Да, усы
Мне эти странные как будто
Приставил кто-то, снизу к ним
Губу приладил для чего-то,
Убрал вопросы всех волос,
И наградил очей отверстья
Двойной пластмассовой медалью.
Но это я ведь? Вроде, я,
Не надо б мне меня другого!
Затылка взгляд окаменелый,
Чего ты хочешь, расскажи.
Иное ль я во мне зарыто?
Или не я, и не во мне?
«Чужое всё отбросить от себя…»
Чужое всё отбросить от себя
С такою силой, будто чтоб нарочно
Удариться о камень или лёд
Своей башкой, в неё бы только снова
Впустить сознанье, крепкое, как осень,
Которая тверда, когда подмёрзнет,
Иль как готовность яблоневых тел
Без лиственной одежды вновь войти
В холодный зимний сон, – моё сознанье.
Уж я не тот, не тот уж я, что прежде.
Но в общем-то, наверное, не хуже.
Во мне порою плещется огонь.
Я улыбаюсь иль хотя бы скалюсь.
Ну что же, сердце, весело живи,
Вбирай печаль немеющего сада,
Напитывайся соками снегов,
Но долгих слов не говори деревьям,
Когда в них песни будущие дремлют.
«С диким шумом снаружи на дом…»
С диким шумом снаружи на дом
Налетает, как витязь разбойничий,
Ветер. Надо ль ловить в шуме том
Зыбкогласие слов, смыслов звон ничей?
Птица крупная в раме окна
Промелькнула, загадочно чёрная,
В обстигающей логике сна
Тьмы крылатой с очей всё не сдёрну я.
Мне хотела сказать: «Никогда»,
Утвердительно,