Нет, я не говорю, что тогда все было хорошо. Кто так говорит вообще? Но тогда хоть что-то было хорошо, а сейчас что?
– Наверное, сейчас ничего?
– Вот именно что. Работы нет вот, сын мой хочет устроиться на работу, а выходит только официантом спину гни, да и хрен знает распределят его или нет. Вот меня как-то в Воронеж распределили – и ничего, город хороший. Там у меня даже девушка была, познакомились, чин-чином, ну как оно бывает, знаете…
Иногда они созванивались и говорили часами. Но даже после того, как оператор телефона доверия выслушала все о внутренней и внешней политике, о его проблемах с детьми, о его одиночестве, о Высоцком, о девяностых, о смерти, о потере близкого, о проблемах с сердцем, о переедании, курении, о шлюхах, которые с ним были только ради бабла, Евгений Елизаров не смог пересилить себя и выехал на встречную полосу через три года.
– Телефон доверия, здравствуйте.
Женский голос в телефоне, в карточке она записала “женщина среднего возраста” из-за ее визгливого, хриплого шепота.
– Скажите, что мне делать, мою дочь хотят госпитализировать из-за попыток суицида, но ведь она же не всерьез, зачем ее в госпиталь забирать? Дома ей точно будет лучше, я просто с вами советуюсь.
– Я понимаю. Может быть, вам с ней поговорить?
– Да нет, не понимаете вы, я ведь никогда не могу сказать “нет”, вы поймите – все мной пользуются постоянно, это трудно для меня, но девушка, скажите, как можно говорить “нет”, когда люди на тебя надеются, зависят?
– Тяжело, разумеется. Может быть, вы могли привести пример такого случая?
– Да нет, ты не понимаешь, это долго сейчас вспоминать, но вот сейчас мне говорят отдать дочь докторам, а я не могу, нет, это невозможно, что она будет делать без меня? – – Подумай сама, я ей нужна… Она ведь такая неприспособленная…
– Если вы считаете, что госпитализация не обязательна…
– Да нет же! Считаю, может, и нужна, если врачи так говорят, но не могу же я с ней лечь. У меня столько обязательств на работе.
– Может быть, ей станет лучше, если ее будут выслушивать и придут к какому-то заключению?
– Нет, ей не станет лучше. Ладно. Она уже встала, нужно идти. До свидания.
– До свидания.
До конца смены осталось полчаса. Она читает Боэция и в философии никогда не может продвинуться дальше Монтеня. Кажется, на шестнадцатом веке и кончается горизонт ее мысли. Удивительно, как она могла закончить Тюменский психологический факультет. Преподаватели ее любили. Мало кого может раздражать посредственность и смиренность. Она это знает, но не осознает. Потому и ходит по улице, опустив глаза, потому краснеет от чужой грубости и несправедливости, потому слушает людей, берет дополнительные смены, а выслушав, отпускает, едва не прочитав молитву и не перекрестившись. Но этого делать нельзя, ведь она даже не верит в Бога.
Последний звонок на сегодня – это глухой голос молодого еще человека, точнее, она догадывается, что он еще молодой, по пробивающимся ноткам оживления в голосе, хотя и кажется, будто говорит старик.
– Хочу, чтобы кто-то знал.
– Я вас слушаю.
– Ну, слушайте. У меня дозы на двоих хватит, даже на троих.
– Вы страдаете от наркозависимости?
– Нет, не страдаю. Это другие страдают.
– Вы несчастливы от этого?
– Нет, я несчастлив в общем, а не от чего-то. Какая разница! Я звоню только чтобы сказать, что не хочу умирать в одиночестве.
– Я уверена, что у вас есть близкие люди, о которых вы забыли, и их оставили в одиночестве.
– Знаешь что? Я не трахался уже год. Если у тебя действительно телефон помощи суицидникам, так помоги мне.
– Простите, в этом я не могу вам помочь.
– Даже на краю смерти! Вот именно поэтому жить не стоить, с женщинами невозможно договориться, все требуют гарантий, что за секс что-то получат.
– Может, если вы будете искать лучше…
– Раньше, конечно, было лучше. Вам это часто говорят? Я скучаю по времени, в котором не был. (Смешок)
– Когда можно было покупать себе жен и продавать дочерей?
– Вы всегда отвечаете на полном серьезе даже если вам говорят ерунду. Так и повеситься недолго.
– Вы не говорите ерунду. То, что вы смеетесь или иронизируете, не отменяет того, что вы говорите правду.
– Да