– Когда я уезжала прошлым летом, ты жила у Любы. Месяц жила у Любы.
Сашуня поджимает губы и не верит.
– Сашуня, ты прошлым летом жила у меня.
– Ну может быть… А где я буду жить у тебя?
– На лестнице будешь жить. Или в подвале. Хочешь, будешь жить в подвале?
– Не говори ерунды!
– На чердаке еще можно. Я отдельный лифт проведу. С восьмого этажа в подвал. Буду тебе еду в мисочке спускать.
– Хватит трепаться. Я уеду в Пушкин.
– И что ты там будешь делать?
– Ну как что? С Надькой буду в рынок ходить. И на концерты.
– Сашуня, я вывезла из твоей квартиры все. Там ничего нет. Ни постельного белья, ни посуды, ничего.
– Ну и что!
– Я не повезу все это обратно, понимаешь? И у меня там люди живут.
– Выгонишь.
– Ну конечно. Я на месяц их выгоню, а где я потом новых жильцов найду, а?
– Или пойду жить к этой… Как ее…
– К Евгении Петровне? Мама, ну как ты к ней пойдешь, если ты даже имени ее не помнишь?
– Свекровь моя предлагала пожить на даче.
– Я с твоей Марьиванной на даче жить не буду!
– Она не Марьиванна, а Валентина Николаевна! И я не предлагаю тебе жить на даче. Меня беспокоят вопросы эвакуации. Я жить на даче не хочу. Я ж там свихнусь в этом прекрасном обществе.
– Да я сама с тобой жить не хочу.
– Начинается. Не хочешь – не надо. Пойдешь в подвал.
– Марта, а когда ты уезжаешь?
– Через неделю, мама.
– А куда?
– Мама, я тебе говорила об этом пять минут назад. Я уезжаю в Чехию. К Машеньке и Виталию.
– А где я буду жить?
***
Здравствуй, мама!
Так тяжело писать письма, я так неожиданно отвыкла. Бесконечная деловая переписка и бесконечно думаешь о стиле. А не слишком ли фривольно? А не слишком ли грубо?
Как у тебя дела? Как вы там отдыхаете – не отдыхаете?
Мы живем хорошо, и новостей у нас практически нет. Я иногда хожу на работу, иногда гуляю с бабушкой. Она ведет себя хорошо – ну, насколько это возможно. Идти с ней по улице – потрясающее ощущение. Она хает всех. Посмотри, какой он толстый! А эта – корова! и ножки тоненькие. А живот какой у него огромный! А эта – вырядилась! А ноги-то кривые! Невозможно. Немыслимо. И только собаки и маленькие дети ей нравятся. Посмотри – как куколка! – на младенца, которого несут на руках. А у твоего мужа – живот ого-го-го! сообщает она мне. Можно подумать, я не знаю.
Вчера она говорила про кладбище. Ты же обещала меня туда свозить! сказала она. – Ну да. Но тебя же свозила мама! – Ну и что? А цветочки посадить? – Какие цветочки?! ведь сейчас уже август! – А фотографию приклеить? – Вы же приклеили, когда ездили с мамой! – Нет!
Мама, напиши мне, пожалуйста, приклеили вы эту фотографию или нет. Потому что бабушка уверена, что нет. Или просто не помнит ни черта. А потом она мне сказала: – Вот когда я умру, ты и ко мне на кладбище не придешь! – И я поступила подло, по-свински. Вспомнила все наши разговоры и спросила у нее: – А ты много к своей матери на кладбище ездила? – На этом наша беседа была закончена. Удивительно: деменция, не деменция, любые изменения сознания и восприятия – но человек в этом состоянии точно находит ту точку, в которую нужно ткнуть, чтобы вызвать максимум реакции. Причем безошибочно. Там не помню, здесь не помню, какой день – не знаю, что ела на завтрак – не помню, но куда нажать – находит виртуозно. Я даже в некотором смысле восторгаюсь.
А больше, пожалуй, рассказывать и нечего. Все идет своим чередом. Пиши мне, и не забудь про кладбище.
Целую.
Я.
***
(расшифровка аудиозаписи)
Привет-привет!
Я была страшно рада получить твое письмо. Так здорово! Пусть и не в конверте на бумаге – а в конверте и на бумаге я бы все равно его не смогла прочитать – но здорово. И это моя попытка записать письмо на диктофон – надеюсь, что все получится, и ты сможешь это послушать, хотя мне, конечно, странно наговаривать вот так текст, получается письмо, а вроде и не письмо. Почему ты не хочешь подключить себе Скайп? Это странно.
Мы гуляем по Чехии – это такой кайф! Чисто, доброжелательно и вкусно. Все время пьем пиво. Тут такое пиво! тебе надо обязательно попробовать! У нас вроде и продают чешское пиво – но это совсем не то. То ли вкус, то ли запах – но нет ощущения кайфа от пива. И ели вепрово колено. Оно громадное! Мы еле осилили. А кнедлики оказались жуткой гадостью. О них столько всего говорили и рассказывали – а оказалась ерунда. Мокрая булка, – и все. Но мы утешились пивом. А потом еще немного погуляли и еще утешились.
Плохо то, что у меня болит нога. А ровных дорог тут нет. Не так, как у нас нет – а просто они все идут то вверх, то вниз. И брусчатка. А трамваи! Они тут носятся, как сумасшедшие!