Пять человек в противогазах и прорезиненных костюмах химической защиты двинулись вперед. Двое держали сектора обстрела, водя автоматами по сторонам, двое других, нагруженных тяжелыми ранцами, тащили в руках металлические канистры, еще один замыкал шествие. Его движения, исполненные значимости, выдавали старшего.
Сталкеры пересекли дорогу и остановились перед буйно разросшимся парком "Кенсингтонские сады". Некогда парк был довольно редким, с немногочисленными деревьями и зелеными лужайками, и просматривался почти насквозь. Но теперь он превратился в непроходимую лесную чащу с уродливыми огромными стволами. Деревья стояли так густо, что между ними не везде мог бы пройти человек. Они мешали одно другому, но упорно тянулись кверху. Их ветви сталкивались, переплетались и врастали друг в друга, словно состязаясь в армрестлинге не на жизнь, а насмерть. От деревьев исходило чувство затаившейся угрозы, усиливаемое бесформенными покрытыми слизью лиловыми листьями.
В лесу стояла зловещая тишина. "Птиц не слышно", – механически отметил про себя Ник, перекидывая канистру в другую руку, и тут же вспомнил, что в лиловом лесу всегда так – нет ни птиц, ни иной живности. Лондонские твари сюда почему-то не забредают.
Люди замерли перед лесом. Лес, казалось, замер перед людьми. Даже листья перестали трепетать и ронять слизь на землю.
– Ох, не нравится мне эта затея, – пробормотал другой сталкер с канистрой.
Ник лишь покосился на него и ничего не ответил. Он бы предпочел сейчас держать в руках автомат, а не тащить на спине ранцевый огнемет.
– Тише, там! – глухо прикрикну сквозь противогаз командир отряда.
Он слушал лес и выжидал. Затем подобрал с земли камень и с силой зашвырнул его в чащу. Камень пробил мясистую листву, глухо стукнулся о ствол дерева и полетел вниз, утонув в темном перегное из опавших листьев и обломанных веток. Ни одна тварь, если она была в лесу, ни единым звуком на него не отреагировала.
Командир подождал еще с минуту, а затем скомандовал.
– Начинайте!
Огнеметчики, скинув ранцы, подбежали к деревьям и принялись поливать их горючим из канистр, расходясь по сторонам вправо и влево, покуда емкости не опустели. Командир в это время их прикрывал. Затем они вернулись к огнеметам, надели ранцы и взяли в руки раструбы.
– Хорошая погода сегодня, – сказал командир, – ветер дует в лес. Давайте, ребята!
Длинные языки пламени вырвались из сопел и лизнули темные стволы, словно бы сделанные из замшелого камня. Огненная дорожка от разлитого бензина побежала по земле, опоясывая бывший парк, а струи пламени из огнеметов стали обнимать стволы и ветки, начинавшиеся в паре метров от земли, попутно задевая подлесок и кустарник.
Лес, казавшийся раньше сырым, загорелся на удивление быстро. От пламени сделалось ясно, и надвигающаяся ночь отступила на несколько десятков метров. Люди старались пробиться огненными струями вглубь чащи, чтобы зацепить как можно больше деревьев.
– А гладко все идет! – возбужденно крикнул разговорчивый сосед Ника. – Я даже не ожидал такого!
– Постучи по дереву, Огонек! – нехотя ответил Ник, который не любил отрываться от дела на болтовню.
Тот захохотал.
– Я лучше поддам ему жару! – крикнул он и открутил свой вентиль на полную.
Он получил свое прозвище за любовь к огнеметам, которыми орудовал всегда самозабвенно.
В этот момент лес стал меняться. Кора на ближних деревьях обгорела и слезла струпьями, обнажив лиловую древесину, которая не хотела гореть, и принялась тлеть, испуская густой вонючий дым, стлавшийся книзу, как будто это горели не деревья, а химикаты.
Затем ветки, объятые пламенем, постепенно пришли в движение. Казалось, они извиваются и скручиваются под действием жара, но было в этом и нечто упорядоченное. Ветки качались, словно маятники, взад и вперед, и размах их с каждым разом становился все больше.
Однако Огонек этого не замечал. Войдя в раж, он приблизился вплотную к деревьям.
– Ну, что, ребята, замерзли? – крикнул он, глядя на начавшие тухнуть стволы. – Ничего, сейчас я вас согрею!
Он принялся охаживать обнаженную древесину длинным языком пламени из своего раструба, не замечая, что в кронах зародился какой-то гул. Поначалу слабый и низкий, он постепенно становился все сильнее и выше, пока не перешел в высокий протяжный вой.
"Если бы я не знал, что там никого нет, – подумал Ник, – я бы решил, что это верещат какие-то твари, живущие на верхушках