И вот прошла неделя. Вечером мы поужинали, меня уложили спать, выключили свет и ушли на кухню обсуждать международную политику. Я сразу же перевернулся на живот: на животе сны интереснее. И вот, поворочавшись немного, уснул.
Смотрю, что это? Бензозаправочная станция! Хотя машины у меня нет и быть не может (я ещё маленький), только игрушечные, но это не в счёт… Стою, значит, рядом с колонкой и беседую с каким-то дяденькой в комбинезоне, который сетует (не комбинезон, а дяденька), что с девяносто вторым вечные перебои, к тому же семьдесят шестой каждый третий норовит по поддельному талону залить. А я краем глаза замечаю, что сбоку что-то вроде шевелится. Поворачиваюсь, вижу: на въезде, на островке безопасности, стоит самый настоящий улей… и оттуда – прямо на нас, шевелясь и расползаясь в воздухе, словно клуб чёрного дыма, надвигается рой! Пчёлы!
А, надо сказать, пчёл я с раннего детства боюсь, ещё лет с трёх: мы с дедушкой гуляли по парку аттракционов, и вдруг меня ужалила эта самая… Как будто шарик огня под кожу запихали и он там расти стал, увеличиваться… Я заплакал, но дедушка сказал: «Веди себя как мужчина!» – потом не спеша достал перочинный ножик, очинил спичку и этой самой спичкой, заострённым концом, начал доставать жало – что было ещё страшнее…
В общем, ясно, что с пчёлами лучше лишний раз не связываться. А тут такое: целая стая! Я бежать… но разве от них убежишь! Нагнали в два счёта, и я почувствовал, как они об меня ударяются: неожиданно твёрдые, тяжёленькие такие… А потом облепили всего, обняли, будто одеяло, я споткнулся, упал… и лежу. Глаза от страха зажмурил, пошевелиться боюсь. Жду, когда тот дядька на помощь подоспеет, но он небось тоже не дурак дожидаться, чтоб и ему перепало, – убежал, должно быть…
И вот чувствую, что-то не то: ждал боли, а её нет! Зато стало жарко, мокро и липко. И по рукам, ногам, спине, голове… везде, особенно по ушам (они у меня торчат, как их шапкой ни прижимай и казеиновым клеем ни приклеивай, в садике многие смеются, особенно Маша) … в общем, будто мурашки – но большие, огромные – быстро-быстро шур-шур-шур… Ну, тут уж я совсем дыхание затаил.
А когда оттаúл обратно, оказалось, пошевелиться и не получается. Будто одеяло то подоткнули сильно со всех сторон. И глаза не открыть. И дышать душно.
Язык высунул – что-то мешается. На вкус сладкое…
Жду. Всё тихо. Никто не спешит на помощь, будто я один на свете и никому во всём Советском Союзе нет дела до того, что тут хороший (если не считать ерунды всякой) мальчик пропадает ни за что ни про что!
Пытаюсь орать, а выходит лишь мычание: рот-то почти замурован… Только и удалось, что пролизать дырочку возле ноздрей. Сразу бензинчиком запахло. И немного полынью.
…Вот здóрово! Ни вставать теперь не надо, ни одеваться, ни зубы чистить. Ни кашей этой противной давиться. Ни ковылять по серой улице под сереющим небом в надоевший хуже смерти сад, в эту унылую приготовительную группу… Ничего можно не делать!
И, главное, аргумент есть железный: я помогаю пчёлам давать стране мёд. Мёд! – о лечебных свойствах которого знает каждый! пользу которого трудно переоценить и… и оставьте человека в покое, пожалуйста. Считайте, что меня больше нет.
Одно беспокоит: как быть, если захочется по-большому, а? – или хотя б по-маленькому…
Впрочем, мы решим и эту проблему, уверен. Вместе: я – и моя страна. Все, сколько их есть на Земле, люди доброй воли.
Потому что большому кораблю —
большое плаванье!
Трир ас каса
Пластилиновый Гоша (прозвали так оттого, что, как бы ни швыряли на татами, ему было пофиг) шёл уже долго: то карабкаясь каменистой тропой там, где начинались вечные снега, то спрыгивая с высоты нескольких десятков бигфутов в вязкую грязь, немного напоминающую мёд, в котором развели пару ложек дёгтя, то – выбравшись на плато и чуть обсушившись – вразвалочку, с чуть отстоящими от корпуса и, как у всех перекачанных, висящими чуть на отлёте руками, преодолевал обширные пустоши. Костра он не разводил.
С утра першило в горле, да и колени ломило, но Георгий обращать внимание на подобные вещи не привык и привыкать не собирался, а посему дневную норму, назначенную себе ещё в самом начале перехода, постановил выполнить и сегодня. Да не просто выполнить, а с довеском: позавчерашняя потеря ножа, лихорадочные поиски оного и, когда бесполезность их стала очевидна, изготовление замены из подвернувшегося кстати хорошего, большого кремня (без оружия в нашем мире никуда!) поломали весь график.
…Да, утрата была невосполнимая: старый нож подарил отец (аккурат накануне своего исчезновения – вместе со всеми сбережениями трибы), память, что ни говори… но и новый сойдёт. Он вышел на славу, новый-то: гладкий, вытянутый, с ладно скруглёнными режущими кромочками…
Гоша улыбнулся: уже давно он ни о чём не думал с такой нежностью, даже странно… Хотя, может, и нет ничего странного: приоритеты меняются. На многие вещи