ра и смотрел вечерние новости. На его худенькие плечи был накинут полинявший с потёртостями халат. Его седые редкие волосы были давно не мытые и не чёсаные. Его глаза постоянно слезились, а руки дрожали, словно ветви засыхающего дерева при лёгком дуновении ветерка. Он часто засыпал, но тут же приподнимал голову и вновь смотрел на экран чёрно-белого телевизора. Зачастую Иван Данилович либо не слышал, о чём говорил диктор, либо попросту не понимал смысл сказанного. Ему давно хотелось курить, но вот уже вторую неделю, как у него не было ни сигарет, ни хлеба. Мучительная болезнь остеохондроза и распухшие вены на икрах ног не позволяли ему выйти из домашнего заточения. Соседи и родственники, когда-то часто навещавшие старика, как правило, приносили некоторые продукты, а взамен за оказанную услугу бесцеремонно забирали различные вещи домашнего обихода, посчитав, что ему они уже всё равно не понадобятся. Таким образом, постепенно в его трёхкомнатной квартире не осталось ни одной хрустальной вазы, не говоря о ковровых покрытиях и прочей утвари. Теперь, когда старик остался ни с чем, они потеряли всякий интерес и вовсе перестали к нему приходить, ссылаясь на обычную повседневную занятость. А после того, как немощный дед прописал к себе одного из своих племянников, алчные родственники перессорились между собой и, не забыв всячески перекостерить немощного старика, вообще перестали переступать через его порог. Племянник, который с нетерпением ждал того часа когда сможет вступить во владения своим наследством, ссылаясь на то, что в тридцать лет страдает от язвы желудка и как бы всё свободное время проводит в больнице, лишь изредка навещал своего дядюшку. Как правило, он приходил лишь с единственной надеждой на то, что этот полуживой труп наконец-то отправился в иной мир. В глубине души он не мог дождаться скорейшей кончины своего благодетеля, а поэтому не слишком-то заботился об его здоровье, предпочитая проводить время в окружении хорошеньких женщин. Старик, отлично понимая, что он уже ничем не может оплатить за оказываемые услуги. Будучи человеком, не только не глупым, но и глубоко добропорядочным, он ни на кого не обижался и ни на кого не таил зла. Разумеется, официально он получал пенсию и довольно-таки не плохую, учитывая его ветеранские заслуги, но не видел её уже более полугода. Старик имел неосторожность выдать генеральную доверенность на одну из двоюродных сестёр, которая почти сразу забыла к нему дорогу. Теперь он отлично понимал безвыходность сложившегося положения и даже успел смириться с мыслью о том, что жить ему осталось совсем немного. Единственное, что ему не нравилось, так это гнетущее одиночество. Ему было бы гораздо легче, будь с ним рядом его умершая супруга, с которой его связывали многие годы счастливой семейной жизни. Впрочем, самой смерти он никогда не боялся, ещё во время войны, свыкнувшись с тем, что она неизбежна. Иногда ему казалось, что эта смерть сама избегала его и постоянно обходила стороной. Лишь однажды он почувствовал её дыхание, пропитанное холодной могильной сыростью, когда впервые получил пулевое ранение и был засыпан в блиндаже на передовой линии во время штурма ненавистного врага. Сначала он видел ожесточённые лица приближающихся фашистов. Видел, как они стреляют, и слышал нескончаемый свист пуль над головой, жужжащих словно рой рассвирепевших назойливых пчёл. В тот раз он долго не мог нажать на курок автомата, пока ему под ноги не скатилась окровавленная голова его боевого товарища. Потом был мощный взрыв и острая боль в области живота. Гораздо позже, Иван Данилович лежал на неотёсанных нарах, Когда он пришёл в сознание его живот сильно щипало. Фашистов уже не было, а всюду стонали раненные и суетливо бегали санитары в белых халатах. С трудом приподняв голову, Иван Данилович увидел, что лежит среди истерзанных мёртвых солдат. Нестерпимый зуд в животе не давал покоя. Иван Данилович с трудом шевельнул рукой и медленно провёл почти онемевшими пальцами по больному месту. Он нащупал что-то маленькое и скользкое. Внимательно приглядевшись, он с содроганием увидел, что в его ране кишат белые черви, чем-то напоминающие ползущих гусениц. Вот тогда-то он и заглянул впервые в глаза собственной беспомощности. Он собрал все последние силы и начал кричать, но вместо крика был слышен лишь какой-то слабый и жалкий стон умирающего солдата. Иван Данилович не сдавался. Он собрал всю свою волю и стал бороться с этой невидимой костлявой старухой. Не менее получаса он только пытался сесть на нары, а когда это ему удалось, то начал потихоньку освобождать свою гниющую рану от жутких червей. Он уже не помнил, сколько времени провёл за этим занятием, пока на него не обратили внимания. Военный хирург подошёл вплотную, посмотрел в его глаза полные жажды жизни, в которых уже не было надежды, но светилась воля к борьбе за выживание, и громко произнёс:
– На операцию! Срочно! – Потом доктор взял его за подбородок и сказал:– Прости, сынок, я считал тебя безнадёжным. Давай, попробуем вместе. Тебе будет очень больно. У меня нет лекарств, и я вынужден резать по живому телу. Терпи, я помогу тебе выжить.
Иван Данилович лежал на операционном столе, наспех сколоченном из досок. Молоденькие санитарки крепко держали его руки и ноги, а доктор всё брал какие-то блестящие инструменты и неустанно приговаривал :
