История. Даниил Свидерский

письменным столом. Не старым и дряхлым, нет – мощным, древним, который помнит больше секретов, чем люди, что за него – или на него – садились, работали с энтузиазмом до лёгкого храпа, горячо отстаивали свои убеждения как перед важно восседающими в пафосном и монументальном кресле-стуле, так и перед вызывающе стоящими напротив. Сейчас поверхность стола скрыта под слоем бумаг. Предотвращая отвращения от предвкушения офисной тягомотины, мы подходим и вглядываемся в этот деловитый бардак. Карты! Нет, какой туз? Причём тут это! Географические карты, старинные и новые, расписанные быстрым мелким почерком и разукрашенные множеством пометок. На столе, посреди всех бумаг, незнамо зачем была зажжена почти уже сгоревшая свеча, и дрожащее из-за несуществующего сквозняка пламя почти касалось края расположившегося по соседству древнего свитка. Это зрелище лишь подчёркивало амбициозность и опасность грядущей авантюры.

      Я сидел на диване возле боковой стены. На моих коленях бесшумно дремал кот, а из коридора раздавались вкусные хрустящие звуки, с которыми собака доедала кошачий корм. Я выглянул в неширокое окно, сквозь узкий свод которого мне со второго этажа открывался двор, где наперегонки бегали два страуса и борзая собака. Было во всём этом ощущение некой необычности, неправильности, чудачества, потрясающе энергичного и жизнеутверждающего. Быть может, это и есть сама жизнь?

      В коридоре послышались шаги – видимо, владелец идущих ног ничуть не удивился собачьим вкусовым пристрастиям, ведь не замедлился ни на мгновение – и в кабинет вошёл его хозяин.

      Резко, будто под линейку, очерченная борода с проседью, взгляд, полный мудрости, смеха, добродушного «я же говорил!» и чего-то ещё. Высокий и статный, он не покорился годам и препятствиям; ветры и солнце лишь сделали его лицо красивей.

      – Это правда. Это всё правда, – произнёс я, и вопрос прозвучал абсолютно утвердительно, ведь я только что узнал ответ.

      – А Вы сомневаетесь? – его голос мне не запомнился. Быть может потому, что в память врезались его интонации. Наполненные силой и могуществом, по-ангельски светлые и дьявольски вкрадчивые.

      – Думаю, больше нет. Или не так, как раньше… Это возможно?

      – А что Вы думаете? Как Вам кажется? – клянусь, заключая сделку с дьяволом, Вы бы всё равно вспомнили этот тон, обещающий все блага жизни земной и последующей.

      Я не ответил. Кот зевнул, сладко потянулся и чуть не грохнулся у меня с колен. Я бы предпочёл, чтобы он упал, ведь тварь в поисках спасения от законов гравитации вцепилась когтями мне в ногу. Пришлось промолчать – не пинать же мне животину прямо на глазах владельца? Особенно, когда столько на кону. Поэтому на моём уже давно не ангельском лике появилась улыбка Джоконды. Если бы у неё в дни знакомства с Леонардо сильно болел зуб и голова.