Помню, что первым моим удивлением было то, что в пещере был сухой воздух, я еще подумал – это, наверное, мне с улицы показалось, что здесь сыро и мрачно. Оглянулся назад, нет ничего. Вернее черная-пречерная стена темноты, в ней какие-то искорки посверкивают, кажется, что что-то громадное движется и это бесформенное черное нечто вызывало очень неприятные чувства, тем более, что оно целеустремленно двигалось в мою сторону. Или мне это со сна так показалось.
Еще раз говорю, сон слишком уж живой.
Я еще подумал: н-да, откуда же меня черти принесли. И что-то мне туда возвращаться совсем неохота.
Куда я попал, в тот момент как-то не задумывался. Поживем – увидим. Во всяком случае, никакой опасности в тот момент я не почувствовал.
Посмотрел вперед, дорожка вперед прихотливо убегает, вьется среди пещерных наростов, но сбиться с нее невозможно: широкая, каменный пол отшлифован до блеска, да и освещена хорошо. Ну, делать нечего, надо идти вперед. Интересно же, что там, впереди, меня ожидает. Еще помню, успокаивал себя: это же сон, ничего с тобой здесь случиться не может. Просто вот сейчас возьму и проснусь, а вы такие загадочные, что хотите, то и делайте. Но решил не пока просыпаться, ведь хорошо знаю, что до утра далеко, а тут сон такой забавный приключился, не каждую ночь такое приснится. И очень интересно, что же дальше будет.
И пошел я по этой дорожке. Знать бы к чему она меня приведет, хоть и во сне, сразу бы проснулся. В общем, шел я, шел, еще не успели мне эти красоты надоесть, и даже не устал, как обхожу очередной толстенную колонну, а на меня золотистое свечение наползает. Неяркое, а так, облачное. Рассеивается этот золотой туман и вижу, что на меня смотрит гигантский змей. Хотя даже сначала не его размеры заметил, а то, что у него несколько зрачков в каждом глазе, и сам весь золотой, от головы до кончика хвоста. Хотя хвост появился немного позже. Длинным этот змей был. И такой мощью и спокойствием от него веет, что я себя забыл, растворился в этом потоке силы. Кого-то он мне напомнил, а кого, хоть просыпайся, не могу понять. Но то, что такую тварь я никогда не видел – это точно. Помню, еще подумал: начитаешься на ночь глядя всякой всячины, а она потом начинает в твоем собственном сне безобразничать.
Мы долго смотрели друг на друга. Не знаю уж, о чем этот странный змей там думал, а мне говорить с ним почему-то совсем расхотелось. Я был поражен громадными размерами золотого змея. С тихим шорохом, откуда-то из темной глубины пещеры, наконец, появился кончик его хвоста. Он положил на него свою большую плоскую голову и неотрывно продолжал смотреть на меня. Кажется, что я для него был прозрачен, как хрусталь, и это было весьма неприятно, ведь у каждого есть тайны и темные пятна, о которых совсем не хочется распространяться посторонним. И самому бы их забыть на веки вечные, но не получается. А он видел меня до самых темных и потаенных глубин моей собственной памяти. Я невольно поежился.
Неожиданно я услышал голос. Это я потом понял, что он у меня в голове раздавался, перекатывался среди мозговых извилин, а уши в тот момент ничего не слышали. Надо признаться, крайне неприятное ощущение. Во всяком случае, губы у этой змеюки не двигались.
– Так вот ты каков, мой избранник, – раздался даже не голос, а какое-то бормотание. Но надо сказать, громкое и отчетливое.
Вот тут я по-настоящему перепугался. Смысл слов был настолько многозначителен, что захотелось сразу же проснуться. Но, неимоверным усилием остатков воли, я подавил панику и спросил:
– Не понял, ты, что на мне жениться вздумал или в жертву хочешь принести. Так я категорически не согласен. Я буду жаловаться зеленым и в ООН.
–
Твои слова для меня не понятны.
Тут змей повернул свою плоскую голову назад и вдруг громко крикнул куда-то вглубь пещеры:
– Эй, Смертный, поди-ка сюда.
Тут же появился высокий человек. Из-под темных густых бровей на меня взирало два пронзительно синих глаза. Длинные черные волосы с еле заметными седыми прядями падали на могучие плечи. Незнакомец был крепким, хорошо сложенным мужчиной; поражала его необыкновенно гордая осанка, казалось, что вместо позвоночника у него был вставлен лом, его мускулистые руки были сложены на груди. Голову охватывал узкий обруч, сделанный из чего-то золотисто-белого, в него был вделан искрящийся камень. В камнях я не разбираюсь, но он был большой и красивый, а на его гранях стремительно мелькали крохотные яркие