Данная книга предназначена для читателей от 14 лет и старше. Она посвящается всем, кого школа не оставила равнодушным. Атмосфера романа будет особенно близка жителям северных широт. «Четыре месяца темноты» можно читать всей семьёй.
Школа в Городе Дождей – это место, где взрослые бродят в потёмках собственного прошлого, пытаясь понять детей, а дети движутся им навстречу, пробуя мир на ощупь.
Возможно ли всего за четыре месяца преодолеть пропасть, которая легла между ними? С одной стороны – армия взрослых, закованных в тяжёлую броню житейского опыта, с другой – ополчение детей и подростков, ведущих партизанскую войну против родителей и учителей.
Пока существует разделение, никто не может быть счастлив. «Ополченцы», лишённые ориентира, будут ломать копья о мельницы суровой реальности, а сопревшие под доспехами «опытные рыцари» – вести с ними переговоры на забытом языке юности. Кто первым перебросит заветный мост и объединит их?
Молодой учёный, на спор устроившийся в школу учителем биологии? Девочка, которая не желает становиться белой вороной в классе? Мальчик, обыгрывающий мудрецов в шахматы, или загадочный сторож, живущий в подвале школы? А может быть, сын учителя, стыдящийся своего отца? Или ответственная за порядок Железная дама, отдавшая гимназии всю свою жизнь?
Такие разные, они сойдутся вместе, чтобы пережить самое холодное время года. И каждому придётся искать своё место под солнцем, в городе, где целых четыре месяца царит темнота.
Благодарности
Спасибо всем, кто помогал создавать роман «Четыре месяца темноты»:
Ксении Волчик, Татьяне Никольской, Олесе Волчик, Ольге Маховой, Александре Тимофеевой, Анне Ивановой, Ларисе Захаровой, Ларисе Бурдиной.
Редактор: Богоявленская Н. М.
Корректор: Порошина Н. В.
Все события и персонажи книги вымышленные.
Пролог
Прозвенел звонок. Он взял в учительской журнал и побежал вверх по безлюдной лестнице.
Тишина выплыла ему навстречу и обняла ещё у входа в класс.
Плохо. Очень плохо, что они не шумят. Лучше свист, топот, улюлюканье, визг, чем такое вот безмолвие.
Он быстро вошёл в класс, и всеобщее молчание врезалось в него, как десятитонная фура.
Дети сидели на своих местах – не носились, не колотили друг друга учебниками, не перекидывались записочками.
Он выпрямился перед классом, многие ученики даже не подняли опущенных голов, другие рассеянно окинули взглядом молодого учителя. С задних рядов послышались всхлипы.
За окном царила темнота. Его взгляд на мгновение уловил красно-синий отблеск сигнальных огней на мокрых стволах деревьев. Сирена больше не звучала.
Неожиданно причина безмолвия стала ясна. Притихшие дети здесь, в классе, – прямое следствие странного происшествия, случившегося на другой стороне улицы.
Он вглядывался в лица, пытаясь понять, кого из них не хватает. Он пробовал сосчитать их, но скачущие мысли мешали сосредоточиться.
Наконец зашелестели страницы журнала, и он начал перекличку. Обычное дело давалось с трудом. Собственный голос казался чужим и далёким. Небольшой кабинет превратился в длинный тоннель с гулким эхом.
Он громко называл фамилии – и каждая поднятая рука теперь означала жизнь…
I. ПОСЛЕДНИЙ СОЛНЕЧНЫЙ ДЕНЬ
«Семья – это необходимая платформа, это поддержка, это воспитание, луч света во тьме. Если этот луч погаснет или так и не вспыхнет, человек просто потеряется в темноте, и он будет полон страха, неуверенности, сомнений и разочарований. Некуда ступить, не за что заступиться…»
Валентина Кузнецова, 13 лет, отрывок из школьного сочинения
Братия мои, немногие делайтесь учителями, зная, что мы подвергнемся большему осуждению.
Иак. 3:1
Илья Кротов
В школьной рекреации стояло старое пианино. Цвет – шоколадный, педали – две.
Жизнь пианино медленно приближалась к концу.
Ни один из его родственников, будь то изящный «Чипэндейл» или сверкающий «Пегас», не пережил того разнообразия применений, какие выпали «Красному Октябрю». В раю музыкальных инструментов ему будет что рассказать домбре и контрабасу.
Например, по утрам на инструменте играли «Собачий вальс», по вечерам – Баха и Моцарта. Ничто, однако, не исполняли так часто, как импровизации: бессмысленные и беспощадные.
Сидя на пианино, ели мороженое и сосиски в тесте. На лакированную, когда-то гладкую поверхность проливали сок и лимонад. По ней царапали гвоздём и монеткой, в нее тыкали ручкой, на его заднюю стенку прилепляли жвачку. С его высоты на спор делали сальто, в него тысячи раз врезались комки детских тел, состоящие из визга,