Анна Ахматова. Василий Гиппиус

рукоплескать не потому, разумеется, что вдруг прозрели или выучились за одну ночь хорошему вкусу. Были разные причины ее успеха. О более глубоких – позже, а пока назову одну из внешних, но важных: литературная улица всегда охотно подхватывает малейший намек на «эпатацию буржуа». В первое мгновение она сама чувствует себя эпатированной, но еще минута, и она понимает, что удобнее и почетнее присоединиться к эпатирующим: ведь союз с недавними врагами всегда был и будет непременным условием жизни улицы во всех ее видах. Элементы эпатации в мирке Ахматовой были, но враги и друзья еще усиливали их. Например, из стихотворения о русалке выхватили начало: «мне больше ног моих не надо – пусть превратятся в рыбий хвост» – и глумясь, относили их к автору. Во главе враждебно-дружеской улицы шел старый большевик русской критики – Буренин[1].

      Вечер – первая книжка Ахматовой – вышел при хороших ауспициях[2]. Лансере нарисовал фронтиспис, Кузмин рекомендовал молодого поэта публике в остроумном, хотя и излишне манерном предисловии. Впрочем, и без рекомендаций успех был бы обеспечен. За этот успех испугались те, кто успел уловить в молодом таланте признаки вечной поэзии. Ахматова сразу выделилась из суетливой и суетной толпы «молодых» – выделилась и благородством всего поэтического облика, и особенно – искренней настороженностью голоса и смелыми приемами стихотворного мастерства. В меткости эпитетов, в экономном – до скупости – расходовании поэтических средств видна была уверенная и искусно-легкая работа, невидная широким кругам «ценителей», но очевидная глазу специалиста.

      Мне пришлось быть в числе тех, кто приветствовал в печати выход в свет «Вечера». В моем привете была и боязнь, что поэт, соблазнившись упоительными похвалами, забудет свою, уже явно намечающуюся «большую тему» для эффектных и хорошо ему удающихся пустячков. Опасения эти не сбылись: – «большая» лирическая тема окрепла в следующем сборнике – в «Четках» и всеми звуками изобразилась в лучшей книге Ахматовой – в «Белой стае». Словесные игрушки отошли в тень, их заслонили живые создания.