Правило большинства. Совсем как та штука в учебнике по социальным мерам… социальные нормы.
«Социальные нормы – это цемент, скрепляющий общество».
Когда Ченс попытался пошутить на эту тему с родителями, они не смеялись.
Точно так же, как когда он сказал им, что существуют гражданские права и что школа не может заставлять его заниматься общественными работами за пределами школьной территории. Это противоречит Конституции. Самое время позвонить в ACLU[1].
Отец неодобрительно сощурился. Ченс повернулся к маме, но та отвела глаза.
– ACLU? – Отец громко и смачно откашлялся, словно выкурил слишком много сигар. – Потому что мы платим немаленькие пожертвования в ACLU? – Он тяжело задышал. – Каждый чертов год. Ты это хочешь сказать?
Ченс ничего не ответил.
– Мило, ужасно мило… Ты на это намекаешь? Так вот что я тебе скажу: ты обманываешь. Постоянно. И ACLU срать хотела на то, что ты им скажешь.
– Следи за языком, Стив, – вмешалась мама.
– Не начинай, Сьюзен. У нас чертовски серьезная проблема, а я, похоже, единственный, кто не намерен накласть на это с большим прибором.
Мама поджала губы и занялась было своими ногтями, но потом повернулась спиной к мужу и сыну и стала возиться с тарелками на кухонной стойке.
– Это его проблема, Сьюзен, а не наша, и если он ею не займется, мы можем поцеловать Оксидентал – или любой другой мало-мальски приличный колледж – в задницу.
– Я займусь этим, пап, – пообещал Ченс с выражением лица, которое Сарабет называла «Мистер Искренность».
Она смеялась, когда он расстегивал ее лифчик: «Все покупаются на Мистера Искренность, Ченси, кроме меня. Я-то знаю, что это Мистер Обман».
Отец уставился на него.
– Эй, – продолжил Ченс, – признай, по крайней мере, что у меня хорошая зрительно-двигательная координация.
Отец длинно выругался и, топая ногами, вышел из кухни. Мать вздохнула:
– Он смирится с этим, – но тоже ушла.
Ченс выждал, дабы убедиться, что никто из них не вернется, и только потом улыбнулся.
Он был доволен своей зрительно-двигательной координацией.
Переведя свою «Моторолу Рейзор» в режим вибрации, он засовывал ее в боковой карман своих широких штанов-карго. Телефон с удобством размещался поверх кучи хлама, который Ченс напихал туда, чтобы создать своеобразную подставку.
Сарабет, сидевшая через три ряда от него, присылала эсэмэски с ответами на контрольную. Ченс ловко списывал их, зная, что его не поймают, потому что Шапиро – близорукий олух, который не выходит из-за своего стола и ничего не видит.
Кто мог знать, что Беркли придет поговорить о чем-то с Шапиро, зорко окинет взглядом класс и заметит, что Ченс пялится в свой карман? Весь класс делал то же самое, у всех в карманах вибрировали телефоны. Все списывали контрольную от начала до конца, потому что Шапиро был таким наивным дураком: вся параллель знала, что он не заметит, даже если в класс войдет голая Пэрис Хилтон и расставит ноги.
«Все так делают» – это не оправдание!
Рамли укоризненно покачивал своим длинным носом и говорил скорбным тоном, точно на похоронах. Ченс хотел ответить: «Значит, оно должно быть таковым, чувак». Вместо этого он сидел в кабинете Рамли, зажатый между родителями и, опустив голову, старался принять виноватый вид. Вместо этого вспоминал, как выглядел зад Сарабет в стрингах, – а в это время Рамли толкал бесконечную речь о чести, этике и истории Виндуордской подготовительной школы, и о том, что если школа решит известить администрацию Оксидентала, это будет иметь тяжелые последствия в том, что касается учебы Ченса в колледже.
Это заставило мать расплакаться.
Отец просто сидел, мрачно взирая на мир, и даже не протянул руку, чтобы взять со стола Рамли бумажный носовой платок, так что директору самому пришлось встать и протянуть платок матери Ченса. Одновременно он недовольно посмотрел на отца Ченса, из-за которого ему пришлось так утруждаться.
Сев обратно в кресло, Рамли снова завел свои нудные речи.
Ченс притворился, будто слушает; мама всхлипывала; у отца был такой вид, словно он хочет кого-нибудь побить. Когда Рамли наконец завершил речь, отец начал разглагольствовать о вкладе его семьи в жизнь Виндуордской школы, упомянув об участии Ченса в баскетбольных матчах и вспомнив то время, когда сам играл в школьной футбольной команде.
В конце концов, взрослые пришли к соглашению, и на их лицах появились довольные улыбки. Ченс чувствовал себя марионеткой, но старался сохранять серьезный вид: проявления радости были бы уже чем-то из разряда плохого кино.
Наказание 1: ему придется написать другой вариант контрольной – Шапиро составит этот вариант