– Тань… Сколько нам лет? Ты что? Действительно хочешь обратиться к властям? А дальше что? Спеть им про Ленина? А я вместо запила – «хуй» проору? Так тут же в полицию сдадут или в дурку местную. К слову, ты обещала Антонине Сергеевне не петь здесь про Ленина. Так что танцуй, и поедем домой. У тебя ведь нет особого диссидентского танца? – улыбаясь, спросил я. – Под названием «Застенки КГБ»?
– Тут не танец нужен, а слова… Придумай что-нибудь жуткое, про преследование на родине…
– У них своих лоботрясов хватает, понимаешь? У нас же на лицах все написано. Посмотрят они в наши глаза и поймут, что пользы от нас, тем более их обществу – никакой…
– Саша… – прошептала она. – Ты так думаешь? Что у нас написано? Неужели мы такие бесполезные? Черт, похоже, ты прав, ведь даже Антонина намекнула, что обратно можем не возвращаться. Оно, конечно, не очень и хочется, но все равно обидно. Мы что? Нигде не нужны? Совсем? А при чем тут лица? Слушай, а какое необходимо иметь лицо, чтобы позволили остаться?
– Тебе это не грозит. Мне, думаю, тоже… Лицо надо… Ну… – я задумался, – как у Солженицына! Старое, бородатое, испаханное морщинами вдоль и поперек. А главное, чтобы Колыма в глазах явственно читалась…
– А это-то как?
– Не знаю, – признался я. – Но, Тань, фраза какая красивая. Вслушайся – «Колыма в глазах читалась»…
– Нет, такое лицо я не хочу, – Таня улыбнулась.
– Спи. Тут Санта неподалеку обитает, вот донесут ему пронырливые эльфы про твое желание, а он поймет не так. Проснусь завтра, а рядом – Солженицын. Тебе меня не жалко? Я с ума сразу сойду.
Таня засмеялась и продолжила мысль:
– А если он для двоих мое желание исполнит? Представляешь? Лорка устроит завтра перекличку, а тут два бородатых старика – Солженицын и… о! Достоевский, в одной постели, в обнимку. Да еще с явственной Колымой в глазах. Лорка точно с ума сойдет.
– Кстати, Танюшка, мы ведь и Лорку своим невозвращением подставим, ее тогда тут же в застенки КГБ упекут.
Танины фантазии были более оптимистичны:
– Ее потом отпустят, она переберется в Финляндию или Норвегию, и власти позволят ей, как жертве репрессий, остаться навсегда. А потом мы найдемся…
– Ага! Вылезем из тундры, где будем жить, ненужные финскому обществу… Снежными людьми – грязными, заросшими и мошками покусанные…
Потом поцеловал ее и прошептал, нежно, в ушко:
– Какая разница – где нам жить? Но Родина – всегда лучше. Главное – вместе. Понятно? Спи…
В ту ночь оказался в на удивление нелепейшем сне…
Идем, хрустим снегом на тропинке, по обочинам колышутся от ветерка фонарики разноцветные… Снег – чистый-чистый, без грязи. Впереди, среди наряженных елок, виднеется чум Санта-Клауса. Хотя не в чуме он должен обитать, если не ошибаюсь. Эльфы вокруг летают, роятся блестящими мошками. Подходим к чуму, шкуру оленью, прикрывающую вход,