Я не ставлю задачей оправдать в глазах читателя Виталия Калоева. Даже он сам не оправдывает себя. Ведь, несмотря на то что ему пришлось пережить, он все-таки переступил черту, убил человека. Но что заставило его сделать этот шаг? Кровная месть, якобы все еще распространенная на Северном Кавказе, о чем так много писали западные СМИ? Умопомешательство из-за потери близких? Или бездействие и равнодушие тех, кто должен был призвать к ответу виновных в произошедшей катастрофе? И если последнее верно, то как еще можно было поступить в ситуации, когда деньги и власть явно перевешивали справедливость?
«Столкновение» – это не только о столкновении двух самолетов, это еще и столкновение разных менталитетов, разных систем ценностей, в которых живем мы и Западная Европа. А еще это о столкновении с самим собой. О том, как под влиянием тяжелых жизненных обстоятельств можно обнаружить внутри самого себя незнакомого человека, представления о жизни и морали которого диаметрально противоположны, вступить с ним в схватку и не проиграть ее. О том, как каждый день приходится сталкиваться со своей слабостью, чувством вины, отчаянием и одиночеством.
Это реальная история человека, потерявшего всё. Не только семью, но и смысл жить. Потому что в его системе ценностей дети – это единственное, ради чего имеет смысл жить. Жить по-другому он не научился даже сейчас, спустя почти 15 лет после авиакатастрофы.
Книга основана на воспоминаниях людей, помогавших Виталию Калоеву в первые дни после авиакатастрофы на месте крушения самолетов, и тех, кто находился рядом с ним во время следствия и суда по делу об убийстве Нильсена. На воспоминаниях родственников главного героя и, конечно, в первую очередь на воспоминаниях самого Виталия Калоева. Он впервые откровенно ответил на многие вопросы, в том числе и о том, было ли убийство Нильсена непреднамеренным, как решил в итоге суд.
Пролог
24 февраля 2004 года
Спустя год и восемь месяцев после авиакатастрофы
Клотен, Швейцария
Рев моторов нарастал. Самолет бежал по взлетно-посадочной полосе мимо стеклянного здания цюрихского аэропорта. Секунды – и он уже в небе. Запрокинув голову, Виталий Калоев смотрел на «Боинг», пока проблесковые маячки не стали едва различимыми.
Очередная сигарета, дотлев до фильтра, обожгла пальцы. Он бросил окурок на землю и затушил ботинком. Посмотрел на часы – 17:45.
На улице уже темнело. Зажглись фонари и свет в окнах. Изредка, когда смолкал гул взлетавших и садившихся самолетов, из домов доносились уютные звуки обыденной жизни: звон посуды, смех, тихая музыка или бормотание телевизора. Обычный вечер обычной жизни, которой у него давно уже нет и никогда не будет.
«Все, хватит! Сколько можно тянуть?»
Виталий стоял здесь больше часа – в двадцати метрах от дома, в дверь которого ему предстояло постучать, – и прокручивал в голове одни и те же вопросы: «Узнает ли он меня? Придется ли объяснять, зачем пришел?»
В окне соседнего коттеджа дернулась штора и снова мелькнула едва различимая темная фигура. Кто-то наблюдал за ним последние пятнадцать минут.
Калоев нащупал в кармане складной швейцарский нож и медленно двинулся к нужному дому. Одноэтажное строение неприятного грязно-розового цвета с двумя белыми дверями. Он прошел мимо них и повернул за угол. Дом стоял на холме, а внизу, на равнине, расположился цюрихский аэропорт. Отсюда вся взлетно-посадочная полоса как на ладони. Размером с нее казались самолеты, здание терминала и диспетчерская башня – место работы человека, с которым через несколько минут он наконец встретится лицом к лицу.
Виталий постучал в стеклянную дверь на веранде. Через несколько секунд невидимая рука сдвинула штору, и он увидел испуганное женское лицо. Натянуто улыбнувшись, он приложил к стеклу лист бумаги с записанным на нем именем и адресом. Помедлив, женщина немного приоткрыла дверь.
– Вы кого-то ищете? – спросила она.
– Добрый вечер, – ответил Виталий и протянул ей бумагу.
Женщина бросила на нее беглый взгляд, кивнула и указала рукой на соседнюю дверь.
Несколько шагов – и негромкий стук, прозвучавший внутри него гулким набатом. Дверь открылась почти мгновенно. Так, словно хозяин давно ждал на пороге. Их глаза встретились, и Виталий тут же понял – объяснять ничего не придется. Его узнали. Но на всякий случай все же сказал:
– Ich sien Russland! (Я есть Россия!)