3
– Я должна найти ее, – глядя вдаль пустыми глазами, проговорила Елена.
– Кого? – «на автомате» спросил Эдуард, хотя, еще недоговорив, понял, что услышит в ответ.
– Мою мать. Рабыню Алису! – взвизгнула девушка так, что зашелестели листья на дереве над ее головой.
Они сидели в сквере на широкой каменной скамье с подлокотниками в виде взлетающих на гребне волны мраморных рыб – дойти до дома у Елены не хватило воли. Народу вокруг было немного, но два или три человека все же оглянулись на крик.
– Тише, – нахмурился Эдуард. – Во-первых, не рабыню, – он постарался говорить спокойно и убедительно. – Даже если старик не соврал, уже четыре года, как не рабыню! Срок приговора вышел, а повторно никого нельзя обратить в рабство ранее, чем через пять лет, – это закон, ты же будущий оратор, сама знаешь. А во-вторых, как ты ее найдешь? Если уж у твоего дяди, с его-то связями, ничего не вышло…
– Он мне не дядя… – всхлипнула Елена.
– Не дядя, – согласился юноша. – Но это ничего не меняет: никто не пустит нас в архив.
– Как… Как они могут не пустить? Должны же они понимать: это моя мать! Я дойду до Сената… До самого Претора!
– Хорошо-хорошо, – кивнул Эдуард. – Дойдешь. Вместе дойдем. Но сейчас успокойся… Надо все тщательно обдумать!
– Что обдумать? – послышался вдруг совсем рядом знакомый голос. Эдуард обернулся: у дальнего конца скамьи, облокотившись на плавник мраморной рыбины, стоял Виктор.
Они дружили с раннего детства – с интерната. Виктор был на полгода младше их с Еленой, но как-то так сложилось, что по жизни они шли вместе – в одной группе в интернате, в одном классе в грамматической школе. И лишь недавно пути их парадоксальным образом разошлись: Эдуард, безнадежно грезивший о «седле» всадника, поступил в риторскую школу, а Виктор, с младых ногтей мечтавший как раз о карьере судебного оратора, – в кавалерийскую академию.
Дело в том, что полгода назад на Виктора, уже подготовившего документы к подаче в риторскую школу, нежданно-негаданно свалилось «седло».
Надо сказать, что «седла» в Республике не то чтобы редкость, но и не та вещь, которую можно свободно купить на городском рынке. Выпускник риторской школы, успешно сдав итоговый экзамен, получает в подарок свой собственный кодекс законов и немедленно становится оратором, выпускник кавалерийской академии, аттестовавшись, – лишь право занять очередь за кем-то из действующих всадников, только после смерти которого он сможет претендовать на «седло». Работа у всадников непростая, но в меру опасная, гибнут они далеко не каждый день, так что ожидание вполне может затянуться на годы, а то и на десятилетия.
Если еще вспомнить о заоблачной стоимости обучения для «безлошадных» курсантов, становится ясно: для сироты из интерната попасть в число всадников – дело почти что безнадежное. Сам Эдуард простился с мечтой детства еще за несколько лет до окончания грамматической школы. Смирился. Точнее, смирился бы,