– Адрес отправителя мне не знаком. Это может быть бомба! – мрачно шучу я и прикладываю бандероль к уху.
Улыбка с лица девушки в то же мгновение сбегает напрочь, и она испуганно шарахается в противоположную от меня сторону.
– Это, правда? – лепечет она, испуганно тараща на меня свои чёрные глазища.
Я успокаиваю её и досадую на нелепость своей шутки.
– Всё нормально. Тиканья часов не слышно… – ухмыляюсь загадочно я.
– Ходики это моветон, – выдавливает из себя тревожно девушка, сейчас есть часы, тиканье которых не слышно, мобильники, наконец…
Я удивлён её осведомленностью и признаюсь в том, что неудачно пошутил.
– А я вам поверила, – искренне признаётся девушка. – Вы ведь служили в ФСБ? Не так ли?
Я продолжаю удивляться. Откуда у неё такая осведомлённость?
– И кто это вам проболтался обо мне? – интересуюсь у неё я.
– Вы забыли, что я почтальон, – задорно смеётся девушка-почтальон и в её глазах бегают игривые искорки. – В прошлом месяце я опустила в почтовый ящик открытку, которую направило вам управление ФСБ в канун праздника – Дня работника госбезопасности. У меня на участке, таких как вы, три человека, а у моей подруги их пятеро…
Мои глаза ползут вверх от удивления…
– Да уж, – протягиваю я, и дурацкая улыбка ползёт по моему лицу.
На прощание интересуюсь именем девушки. Благодарю её за доставленную бандероль. Она уходит, а я по сложившейся привычке смотрю ей вслед и отмечаю, что у неё красивая фигура. Затем захожу в дом, отыскиваю ножницы и разрезаю упаковку бандероли. Пред моими глазами предстают пожелтевшие, пронумерованные и исписанные от начала до конца блокноты, составленные из линованных листов ученических тетрадей.
Это чьи-то дневники, – первое, что приходит мне на ум. Но тут же задаюсь вопросом, если это так, то почему они написаны от третьего лица? Впрочем, ответ нахожу быстро. Дневники автором были переписаны. Это было сделано для того, чтобы взглянуть на произошедшие события со стороны.
Разобрав блокноты, неожиданно отыскиваю записку, адресованную мне неизвестным отправителем.
Уважаемый Серж!
Полагаю, что я не ошибся в своём решении, доверить вам мои дневники, в которых изложены события, оставившие неизгладимый след в моей жизни.
В одном из ваших романов, вы устами героев говорите: «Для конкретного человека нет разницы, где он получит девять граммов в лоб – в ходе военных действий, носящих глобальный характер, или в перестрелке на границе…». Это действительно так, потому как речь идёт о самом дорогом, что есть у человека – о его жизни.
Эти слова явились для меня определяющими в выборе писателя, которому я мог бы доверить свои сокровенные записи, написанные мной в непростые периоды мой жизни. Добавлю, к сказанному вами, лишь одно – непросто рисковать своей жизнью, если знаешь, что она может быть отдана за «чужую правоту»…
И ещё. Очень больно слышать от лоснящихся жирных физиономий, обличённых в чиновничьи мундиры, слова: «Я вас на войну не посылал, обращайтесь к тем, кто вас посылал туда…». Только, Серж, не подумайте, пожалуйста, что это стенание сломленного человека, я человек сильный духом, под стать мне и два моих сына, мы справимся со всеми жизненными невзгодами. Однако жизнь складывается у всех по-разному, поэтому хорошо, что вокруг нас есть такие люди, которые, не раздумывая, подставят своё плечо в тяжёлый для тебя час…
Почему неизвестный автор говорит о «чужой правоте»? – застывает на моих губах немой вопрос. Мозг мгновенно даёт подсказку. Всё дело в войне. В голову приходят крылатые слова времён Великой Отечественной: «Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!».
На той войне было всё предельно ясно и понятно – дело действительно правое! Никто не сомневался в том, что защищая свою Родину, своих родных и близких, свой родной кров от фашистских оккупантов советские воины вершили дело правое…
Неожиданно вспоминаю последние июньские дни 1984 года, проведенные мной у изголовья умирающей от рака матери моей жены. Она была удивительным человеком, как говорили в те времена, верным партийцем-ленинцем. Чтобы облегчить её физические страдания я по предписанию врачей ставил ей уколы морфия.
Старая женщина, тело которой было высушено до костей тяжелым недугом, часами рассказывала о своей непростой жизни, о том, как месила ногами бетон на стройках Днепрогэс, как участвовала в раскулачивании зажиточных крестьян – изымала по указанию партии излишки у них домашнего скота, уравнивая их с бедняками. Именно тогда, на одном из таких мероприятий, в неё выстрелили из обреза, убили под ней лошадь, когда она прорывалась через окружение озлобленных недоброжелателей.
Вспомнил я об этом неслучайно, потому как Мария Владимировна Трацевская – персональный пенсионер республиканского значения (был такой раньше статус) искренне сокрушалась, что многое из того, что ей приходилось делать, притом порой с риском для здоровья и самой жизни, позже назовут