Нет, одеяло не было в хате единственным. Их с Леветиной семья вполне даже зажиточная, не какие-нибудь там голодранцы. Не лентяи и не голь деревенская. Работают, стараются, на ветер деньги не пускают; как говорится, все в дом, все в семью. Так что второе и третье одеяла в доме имелись.
Но лежали-то они на печи в углу хаты. И под ними спали дети. Может, там одеялки и без особой надобности – печь-то теплая, да и согревают они друг друга. Как котята в лукошке. Но отбирать что-либо у родных детей Вых ни в жизнь бы не стал.
«Вот разве что перебраться к ним?» – Вых с тоской посмотрел в угол. Сам он был маленьким, квелым (не в пример дородной жене), но даже он не поместился бы с краю на свободном пятачке полатей, не рискуя свалиться во сне прямиком на пол.
– Лететь не высоко, да падать твердо, – пробормотал Вых и снова вздохнул.
Решение родилось само собой. Теплый женин тулуп висел в сенях, если класть его поперек – в самый раз Выха закроет целиком. Зевая, мужчина поплелся в сени. Уже там, путаясь в рукавах зимней одежды, ему пришла в голову мысль сходить на двор. Само собой, не просто так поглядеть на звезды, а по нужде. Все одно ж не спится. А так вроде и не зря встал.
Ночь была звездная. Вых с чувством зевал, глядя в небо. Размышлял – будет ли завтра дождь. И если будет, то на сколько зарядит. Он почти закончил свое маленькое дело, когда взгляд соскользнул с высоты на землю. На видневшуюся у подножия поросшего лесом холма деревушку.
Там, внизу, в тени, сползшей с холма под лунным светом, перемещаясь, мелькали огни. Совсем уж не к месту, если принять во внимание позднее время суток.
Вых мгновенно захлопнул рот и выпучил глаза. А снизу на него таращилась вспыхивавшими окошками хат проснувшаяся посреди ночи невесть с чего деревня.
Огоньки вырвались из деревни на большак, а оттуда свернули на дорогу, возникшую из некогда прорубленной в стене леса просеки. Конники с факелами. А дорога эта пренепременно к избе Выха выводит. А ей-то и некуда больше…
Череда изменений на картинках, впечатывающихся в мозг Выха между взмахами век, была невероятно стремительна. Он отчаянно моргал, не в силах поверить в то, что все происходящее ему действительно не снится.
Выгода, которую получала деревня от соседства с семейством Выха, являлась гарантией сохранения его инкогнито для всего остального мира. Он был лелеемым сокровенным. Курицей, несущей золотые яйца. При появлении опасности в окошко Выховой хаты скребся посланный из деревни очередной, почти наверняка сопливый, но быстроногий гонец.
– Дядь лесовик, эй, дядь! Повставайте тама все – принесло невесть кого давеча. Лихие люди! Про тебя пытают! Ховайтесь!
Семья лесовика исчезала в чаще, пока селяне, разводя руками и изображая неведение, выигрывали для них время. Мужики посмеивались, оглаживая бороды: «Какие такие лесовики? Вот вы вроде образованные люди, не темные, а в сказки верите. Как маленькие, право». Бабы взвизгивали и плевались: «Какие лесовики – вона церковь недавно справили только! Наветы все это рыманских чистоплюев! Ах, так вы с Ольмхольмской стороны прибыли… Так с озерников что взять? Им везде нечисть мерещится. Их спроси, так у них в озерах рыбы через раз разговаривают на удматорском языке!»
Когда пришлый люд не вызывал подозрений, разговор шел в несколько ином русле. «Чевой вы говорите? Лесовика нет, никакого не знаем, а проводник он есть, это да. Только он в Потлове. Ага, у князя Всемира. На службе. Если не к спеху вам, так мы можем и посодействовать, конечно…» Мужики угодливо кивали, пряча за улыбкой хитрый прищур. «Посодействовать оно, конечно, завсегда можно. Только вот сколько уважаемые путники заплатить-то собираются?»
Вот так и получилось, что со времен последнего военного похода Рымана на Потлов никто посреди ночи в дом к Выху не врывался. Ни с факелом, ни без.
А ране…
Но тогда времена другие были, тогда могли и за шкирку из постели вытащить и задарма месяц туда-сюда через болота шастать заставить. В целях безопасности государства.
Вых развернулся и кинулся было бежать к дому, но, запутавшись в спущенных штанах, со всего размаху долбанулся об крыльцо. Под крыльцом, как бы извиняясь, заскулил притащенный из лесу по весне волчок. Сквозь щели досок Вых увидел прижатую к земле морду с прижатыми же ушами и влажные бусины виноватых глаз.
– Что ж ты, гад, раньше не разбудил! Они, поди, там уже не первый час куролесят! – Вых перепрыгнул через ступеньки, рывком распахнул дверь.
– Леветина! Быстро! Сбирай детей!
Женщина подскочила. Мгновенно пробудившись – неспокойные времена на генетическом уровне выработали способность просыпаться с готовностью бодро бежать в неизвестном направлении. Не до сна, чай. Леветина метнулась к печи, стаскивая одного за другим четверых сыновей.
– Просыпайтесь! Просыпайтесь!
Ни на миг не останавливая мелькание своих больших, мягких, занятых делом рук, стрельнув глазами на мужа, Леветина все же решилась спросить:
– Вых, что там?
– Да