Аромат исходил от воротничков политиков, когда они триумфально стояли на трибунах и когда уходили, сломленные и гонимые. Актеры использовали парфюм, чтобы проникнуться характером персонажа, который им предстояло сыграть. Ароматы присутствовали на переговорах, во время состязаний, при совершении преступлений, на вечеринках, киносъемках и для соблазнений, во время исторических и прозаических моментов, даже если ароматам отводилась скромная роль. Аромат, в зависимости от того, кто им пользуется и с какой целью, может означать власть, эмансипацию, красоту, извращенность, покорность или бегство. Он может олицетворять движение, племя, субкультуру, традицию или, как это случилось с маслом пачули в 1960-х, отказ от нее. Даже после смерти любимые ароматы человека словно воскрешают его для нас. Мы не можем поговорить с близким человеком, но можем вдохнуть запах его одежды, будто он только что снял свой любимый джемпер.
Когда же речь заходит о лидерах продаж, то самые разрекламированные ароматы, которые зачастую имеют головокружительную цену, преподносятся с помпой. Иначе нельзя. В конце концов, это всего лишь ароматизированный спирт. Парфюм относится к разряду доступных удовольствий, и в наш век тотального увлечения чистотой и дезинфекцией он уже не маскирует неприятный запах. Парфюм занимает столь высокое место в иерархии потребностей Маслоу[1], что ангелы на небесах видят флакончики у себя над головой. Нам продают парфюм, и мы уже привыкли к тому, что, покупая парфюм, вместе с ним нам продают и представление о такой жизни, которой у нас никогда не будет. Разумеется, секс – будь то в пентхаусе с видом на Эйфелеву башню или на цветущей поляне, предварительно очищенной от коровьих лепешек, – является частью этой картины. Но с помощью моделей, лежащих на лужайке, в шезлонге, в постели или позирующих на вершине горы, нам продают еще и беззаботное настроение, безмятежность и покой. Чтобы подтолкнуть нас к обретению этого состояния души, и существует парфюм, а также лишенное логики странное мироощущение рекламных роликов, которые обрушиваются на нас с экрана. Что-то в таком ключе: «Она познала его суть. Это был момент. Их момент».
Когда дело касается территории словоблудия, парфюм рискует стать следующим новым платьем короля[2], в большей степени шарлатанским средством от всех недугов, чем бутилированная минеральная вода. Музыка – это пульс эпохи, воплощение непокоя, революции. Мода – это способ представления самовыражения и приемлемости. Но парфюм? Он немного тривиален, согласны? Что он может выразить?
Мы знаем, что обоняние – это волшебный ключ, который открывает дверь в воспоминания. Иногда с тем или иным запахом у нас ассоциируется яркий образ. Если нам повезло, то возникает идиллическая картинка из детства: наконец-то построен домик на дереве, и мы смогли устроить чай для белок. Если нам не повезло, то в памяти всплывает классная комната, в которой нас наказывали. Но чаще всего, когда мы вдыхаем малознакомый аромат, словно ловим облачко запаха от пальто чужого человека, мы как будто переносимся в далекую страну. Мы дезориентированы, ощущая нечто непонятное, и не можем точно понять, где находимся. Мы вроде бы узнаем аромат, но идентифицировать его не в состоянии. И лишь когда подруга скажет нам, что это «Пако Рабан», мы мгновенно испытываем облегчение.
Кубик Рубика собран! С миром все в порядке. Если парфюм столь часто лишает нас дара речи, то вправе ли мы рассуждать о значении его роли в истории?
И все же почти каждый из нас великолепно разбирается в запахах. Возможно, мы не сможем распознать отдельные ноты или назвать парфюмера, но мы с легкостью определяем вдыхаемый аромат. Такая реакция сугубо индивидуальная, при этом наше мнение непоколебимо: «Это пахнет молодостью. А это напоминает запах моей бабушки. Это винтажный аромат. Это дешевый флакон. А вот это дорогой. Этот аромат подойдет для хиппи. А этот – для свидания на один вечер». Если бы нам нужно было собрать эти архетипы – дешевка, роковая женщина, старая карга, мы бы оказались в последнем проекте Дэвида Линча[3].
С понимания того, как мы реагируем на запах, коллективно и индивидуально, мы можем начать рассказ о той роли, которую этот невидимый эфир сыграл в двадцатом веке. Парфюм, который пятьдесят лет назад воспринимался как вызов общественному мнению и был символом всего рискованного, сейчас переходит в разряд старомодных, поскольку люди, которых мы с ним ассоциируем, перешли из разряда молодых кокеток в разряд бабушек. Точно так же мы относимся к христианским именам, деля их на современные и старомодные, к телепередачам десятилетней давности, которые мы пересматриваем и которые в свое время считались свежими и остроумными, а теперь кажутся нелепыми и устаревшими.
Ароматы отражают то, чтобы было привлекательным и возбуждающим в определенный