На хуторе, кроме Рогожиных, проживали ещё семьи урядника Матвея Лыкова и казака Бориса Обухова. Все – и взрослые, и дети – жили дружно, общительно, отрезанным ломтём от всего остального мира.
Тёплыми летними вечерами хуторяне собирались на берегу реки и, сидя на брёвнах, вели одни и те же разговоры о прошлом, о той поре, когда было больше жителей и как им всем вместе было хорошо и весело.
Казаки курили самосад и, поплёвывая себе под ноги, разговаривали, глядя на реку. А их жёны «кочегарили» самовар или готовили ужин на сложенной из крупных камней печи. Дети, которых в общей сложности было немало, тоже были заняты чем-то своим или «подсобляли» матерям. Расходились по домам обычно поздно. И так повторялось изо дня в день, пока не наступала снежная морозная зима.
Сегодня Варвара не пошла с отцом и братьями на посиделки. Управившись по хозяйству, девушка присела отдохнуть на крылечко, и вдруг на неё накатила невыносимая тоска. Не имея рядом никого, кому она могла бы излить душу, Варвара тихо и жалобно заплакала.
Всхлипывая и вытирая платочком слёзы, девушка рисовала перед собой образ матери, которую никогда не видела. Женщина умерла при родах, произведя на свет девочку. Отец сильно переживал потерю любимой жены и больше не женился. Он растил троих старших сыновей и единственную дочку как мог, а в Варечке души не чаял, так как она уродилась точной копией его Марфы.
Уже сгустились сумерки, а девушка всё плакала, удивляясь своим слезам и небывалой душевной слабости. Она сидела на крыльце так долго и неподвижно, что начали затекать ноги, и заломило в пояснице. Варя мысленно вступала в разговор с матерью, задавала ей вопросы, и… Девушке казалось, что мать отвечает ей, но никак не могла услышать её слов.
– Эх, мама, мама, – смущённо и с сожалением сказала она вслух самой себе и медленно встала с крыльца.
Видел бы её в этот момент кто-нибудь из удальцов-казаков! Высокая и стройная, полная неотразимой женской красоты, о которой могут сказать в стихах лишь поэты. То была неповторимая, выразительная красота человека, которую не только видно глазами, но и чувствуешь сердцем. Глаза девушки были огромны, и в них в светлое время суток можно было увидеть такую силу и нерастраченную страсть, какая бывает только у непорочных созданий.
– Чего не спится, Варя?
Девушка вздрогнула от неожиданности, но не испугалась. Она узнала голос. Свирепые дворовые псы, Батыр и Колокольчик, даже не рыкнули, учуяв молодого казака Минея Лыкова.
– Фу ты, чертяка, – усмехнулась Варя. – Явился втихую, будто бес из преисподни.
– Да я вот прогуливался по лесу маленько, гляжу – ты в одиночестве маешься. Вот я и решил…
– Решил меня напужать, – закончила за него фразу девушка.
– Да нет, просто поболтать с тобой захотелось, – хмыкнул, оправдываясь, Миней.
– Думаешь, нам есть об чём поболтать?
– Думаю… Мы вдвоём здесь с тобой одногодки, а остальные все мелюзга. У тебя нет подруг, у меня нет друзей.
Варвара пожала плечами.
– А я как-то научилась без подруг обходиться, – сказала она. – Живу себе и живу. Лес, река, зверушки… Скотины полный двор. Я с коровками, телятками и овечками разговариваю. Надо только научиться понимать их.
Теперь пришла очередь пожимать плечами Минею Лыкову. Он был крайне взволнован и старался скрыть своё состояние от девушки. У храброго и стойкого казака при виде Варвары сжималось сердце в груди, голова пустела, а язык нёс какую-то чепуху и околесицу.
– Скоро атаман казаков на сборы созывать будет, – сказал Миней, кое-как собравшись с мыслями. – Свезём сено с лугов и… В путь-дорожку готовиться буду.
– Что ж, помашу тебе вслед ручкой, – пошутила девушка. Она почувствовала внутреннее волнение парня, но не подала виду.
– Вот хочу… – Миней смешался, но быстро взял себя в руки. – Как со сборов возвернусь, хочу просить родителей сватов в вашу избу слать.
– Сватов?! – Варвара сначала удивилась, а когда до неё дошёл смысл слов соседа, громко рассмеялась.
– Чего ты, – смутился юноша и… К счастью, девушка не увидела, как его лицо сделалось пунцовым. – И вовсе не шуткую я, а правду говорю. Хосподь подсобит, поженимся и уедем отсюда. Хочу вон в станице, среди людей жить, а не здесь, в лесу, где от скуки выть хочется.
Варвара рассмеялась ещё громче.
– Ты что, эдак мне предложение делаешь? – полюбопытствовала она, кое-как успокоившись.
У Минея язык прилип к нёбу. Он уже и так растратил всю свою храбрость на разговор с Варварой, и на то, чтобы ответить утвердительно на её вопрос, не хватило сил.
– Ну, чего молчишь? – прыснув смешком, снова спросила девушка.
– А чего говорить-то, ты и сама всё знаешь, – уныло пробубнил юноша, опуская голову.
– Хочешь