Где-то в середине сентября к лавочке подошёл маленький пухленький человечек лет тридцати пяти в старомодных очёчках, с оттопыренными ушками и жиденькими засаленными волосиками, нервно потоптался возле неё, брезгливо смахнул пылицу и сел.
С утра его мучила одна и та же неотступающая, зудящая мысль. Вчера вечером ему случилось посмотреть эротический фильмец о девушке, всё время ищущей новых пикантных приключений, и он заболел «желанием».
Привычный его кулачковый метод на сон грядущий не сработал, а повторная ночная процедура повергла в беспокойную депрессию. Проснувшись разбитым и больным, он не мог вспомнить основной сюжетной линии того фильма, но сама главная героиня не покидала его головы. Овсяная каша не лезла в горло, а зелёный чай в красной пластмассовой кружке с надписью «Козерог» вовсе не удостоился внимания. Когда и отдалённо-расплывчатый образ киношной девушки, наконец, растворился в лабиринтах сознания, остался только один самый громоздкий кадр – вагина крупным планом. Её образ никак не растворялся. Он прилип в расщелине между полушариями мозга и воспалённо болел, источая вязкую тёмную слизь. Боль ужесточалась частыми кратковременными подёргиваниями, в момент которых сознание выдёргивало вожделенный образ детально и во всех красках. Подёргивания наглели час от часа, упиваясь образом вагины, её складочками, впадинками, выпуклостями, волосками, цветом, воображаемым запахом, и тогда слизь чернела.
Почерневшая слизь в поисках выхода выгнала человечка из дома, и так он оказался в самой глубине безымянного парка на краю большого города, там, где на берегу заросшего камышами озерца стояла та старая деревянная лавочка. Пока человечек сидел на ней нервно и суетливо, чёрная слизь пролилась и брызнула сквозь него на выцветшую, изрезанную крупными трещинами доску и медленно впиталась в старое сухое дерево. Человечку стало легче, и он стыдливо удалился, протирая запотевшие очёчки.
* * *
Через пару дней к лавочке подошёл высокий молодой мужчина в элегантном сером костюме. Он с блаженно-усталой улыбкой присел отдохнуть и сделать телефонный звонок.
– Алло, любимая! Как себя чувствуешь? Не тошнит? Что? Толкается? Ну, ты его погладь нежненько… Сегодня работы много, приеду поздно голодный, как волк. Приготовь что-нибудь вкусное… Ну как хочешь… Пельмени? Ну пусть будут пельмени… Люблю тебя.
Чёрная слизь, выступив пузыриками через трещины доски, потекла во все стороны, сначала испачкав мужчине руку, которой он опирался о лавочку, а потом, пролившись дальше, впиталась тёмным пятном в его элегантный костюм.
– Послушай!.. Алло! Алло… – другая рука мужчины досадливо упала на колено и принялась строчить сообщение: «Любимая, а ещё я… хочу тебя».
Ответ пришёл молниеносно: «Ты что? Сдурел? Мне же теперь совсем нельзя, любимый». Мужчина прочёл его нахмуренно и нервно, блаженная улыбка спрыгнула с лица, словно солнечный зайчик, а глаза стали стеклянными. Слизь прошла сквозь тело и прилипла в расщелине между полушариями мозга. Солнце скрылось за тучи, а ветер в камышах зашипел, точно змея.
Мужчина встал и нехотя проследовал прочь из парка. Сев в свою машину, он приехал к большому стеклянному зданию, на лифте поднялся на девятый этаж и вошёл в чёрную дверь с табличкой «ООО КОЗЕРОГ».
На пороге к нему потянулись заискивающие руки:
– Здравствуйте, Алексан-Саныч! Как хорошо сегодня на улице, не правда ли?
Он, отведя стеклянные глаза в сторону, неприветливо пожал протянутые руки и удалился в свой кабинет.
– Чай или кофе, Алексан-Саныч? – привстав, улыбнулась длинноногая секретарша. – С утра звонили из налоговой. Документы готовы. Я положила вам на стол.
Он продолжительно оглядел её и сказал мысленно: «Тебя. В рот, п**ду и жопу». А вслух это:
– Минералку.
В кабинете на него глядели аккуратно сложенная стопка бумаг на столе и приоткрытая дверца бара. Ноги выбрали бар. Он достал бутылку водки и рюмку.
Вошла секретарша и поставила на стол стакан с прозрачной пузырящейся жидкостью.
– Что-то случилось? Кажется, вы не в духе, Алексан-Саныч… Дома что-нибудь?
Её короткая юбка несколько задралась, когда она наклонялась перед столом, из-за чего призывно оголились загорелые бёдра.
Он налил водку в рюмку и резко выпил, запив крепость минералкой.
– Будешь?
Она растерялась.
– Я не пью… Я на работе… – и её глаза испуганно потупились.
«Другие е**тся на работе, а ты, шалава, бля, не пьёшь», – выругался он про себя.
– Молодец. Ладно, всё хорошо. Иди, работай…
День